– Вот здесь Иван Петрович Скляров, наш бывший градоначальник. Рядом, смотри, Мельников-Печерский, писатель. Дочка Горького – Катюша Пешкова. Декабрист Анненков с женой Полиной Гёбль. Революционер Герман Ливен. А это «Мадонна в обезьяннике». Бугровское кладбище – оно, знаешь, не меньше интересно, чем любое московское.
«Мадонна в обезьяннике» – старинная красивая статуя в итальянском стиле, в которую вполне мог бы влюбиться современный Пигмалион. Над кем поставлен памятник, выяснить мне не удается – могила со всех сторон огорожена решеткой выше человеческого роста, отсюда и «обезьянник». Но я и так едва успеваю вертеть головой по сторонам. Мы с Лешей Оношкиным, моим хорошим знакомым, идем по Бугровскому кладбищу. Так получилось, что мне нужна его помощь.
Дело такое. Вчера мы с фотографом Валерием Шибановым искали могилу Максима Дмитриева. Того самого, которым гордится Русский музей фотографии, чьи работы сейчас экспонируются в Выставочном комплексе. «Дмитриев похоронен в центре Бугров, около церкви», – так сказал Леша. А мы заплутались. За два часа специфического кладбищенского квеста прошли вдоль и поперек искомый квартал (кладбище, как положено, разделено на кварталы). Протискивались между узкими оградами, перепрыгивали через сучья, путешествовали по внезапно сужающимся тропинкам, утыкались в тупики, поворачивали обратно. Делать так, по поверью, нельзя – на кладбище можно ходить кругами, зигзагами, углами, но только вперед. Но выхода не было. Расспрашивали румяных мужиков, сновавших по более проходимым кладбищенским тропкам с тачками и памятниками: «Ничем не можем помочь». Вышли к огромному стенду, на котором под заголовком типа «знаменитые люди Нижнего Новгорода» красовался выцветший план с цифрами. Сноски, кто похоронен под этими цифрами, конечно, не было. Отправились в комендантскую. Жизнерадостная брюнетка лет пятидесяти вспомнила сразу: «А! Дмитриев! Старину снимал? Да там, там, около церкви, точно сказать не могу. Найдете, у него такой шикарный памятник!» Шикарный памятник был у Карелина. Дмитриева мы так и не нашли.
– Я недавно впервые был на Ваганьковском, – делится Леша. – На входе спрашиваю: «А где могила Высоцкого?» – «Молодой человек, найти ее трудно, купите карту, там все нарисовано». Покупаю за 150 рублей, развернуть не успел, вышел – а вот и Высоцкий. Бизнес! Зато с навигацией все в порядке.
На Буграх Леша ориентируется с закрытыми глазами. Он отсчитывает ряды от церкви, поворачивает влево, вправо, виртуозно пролезает в щель. («Как здесь проходят полные родственники?») Есть! Дешевый голубой металлический крест – таких десятки. Ушедшее в землю серое надгробие. Ничем не примечательная, невзрачная надпись. Понятно, почему мы ее не заметили.
– Как думаешь, он достоин хотя бы указателя на главной аллее? В нашем городе нет даже улицы Дмитриева. Пошли дальше.
Под ногами – золотые осенние листья. Очень красиво. Леша ведет меня на экскурсию по Буграм.
– Вот генерал-лейтенант Ивлиев, именем которого названа улица в Кузнечихе, Герой Советского Союза за Ясско-Кишиневскую операцию, освобождение Молдавии и выход в Румынию. Есть здесь и Бринский, полковник, тоже Герой Советского Союза. Партизанил, устраивал теракты в оккупированной немцами Белоруссии, а потом стал писателем.
Тут лежит работник серьезных органов. Умер он еще молодым, его хоронили в сентябре 2008 года – тогда я был юным готом. В то утро проспал учебу. Окно у меня выходило на Бекетовку, слышу бибиканье и думаю: «Ну, кого-то на Бугры везут». Пришел – а тут аромат цветочного магазина. Не могила, а гора цветов. Венки от президента, полномочного представителя, губернатора, ГУ МВД, прокуратуры, суда… Интересно было бы прочитать, кем он был, но про таких много не пишут. Видишь, просто, скромно, ничего лишнего.
Могила прокурора – вон он на памятнике, с петлицами. Ограда из нержавейки, в ней часто выламывают прутья. Там дальше лежит сержант воздушно-десантных войск, погибший в Афганистане, с такой же оградой. Ничего не тронуто. Демонстративно вырывают только у прокурора…
Знаменитый нижегородский спортсмен-трамплинист Павел Карелин, погиб в автокатастрофе. Ему было 21, мы с ним одного года. У него была годовщина смерти совсем недавно, тут стояла толпа людей, плакали. Надежда олимпийского Сочи-2014.
– Ты про каждого в курсе?
– Знаешь, как это было? Я копался
в краеведческой литературе лет в 12–16, а потом попал на Бугры. И поразился – вот про этих людей я в книгах читал! Было очень интересно. Первый раз сюда пришел осенью 2008 года. Тогда движение кладбищенских готов уже шло на убыль, но здесь оказалась масса народу. Ребятам, которые тусовались, я в свои 17–18 казался динозавром, все время пытался что-то рассказать…
Леша останавливается у роскошного памятника-могилы в форме гроба. Черный цельный мрамор в человеческую длину, розовый гранитный постамент. Никаких опознавательных знаков: кто, когда, зачем. Сметаю листья, нахожу надпись золотыми буквами, с ятями: «Новиковъ в Москве». Человека нет – бренд остался.
– А это – плита траха, – сообщает Леша будничным голосом. – Сюда ходили с девушками. Помню, пришел, а здесь все усыпано розовыми лепестками.
– Как думаешь, кто тут похоронен?
– Не выяснил. Наверное, этого человека до революции и так все знали.
«Господи, прими душу ее с миром» – Мария Михайловна Векова, почетная гражданка Нижнего Новгорода, умерла в 1912 году. Роскошная, из черного гранита, могила с большой плитой и именем армянской вязью – Седрак. Молоденький мальчик Поздняков Юра – родился в 1919-м, умер в 1936-м: металлический крест с черной табличкой, белые буквы, свежие гвоздички. Кому-то его стало жалко?.. Гигантское семейное захоронение на тринадцать человек, с дорожкой из плиточки. А вот, наверное, журналист – рядом с портретом микрофон, и цитата из Высоцкого: «Досадно, что сам я немного успел, но пусть повезет другому».
Леша показывает мне еще пару культовых мест тех времен. Могилу «Лакримоза» – на памятнике выбит корабль: «Есть альбом группы «Лакримоза» Ehos, и там как раз такой парусник». Могилу под неформальным именем «Король и шут»: «Здесь лежит Александр Харитонович Бусыгин, его именем назван проспект на Автозаводе, Герой Социалистического Труда, зачинатель стахановского движения в кузнечном деле, работал на ГАЗе. А это его сын – народный артист Советского Союза Бусыгин Владимир Александрович, он был солистом Театра оперы и балета. На могиле он запечатлен в своем театральном образе шута. Здесь поклонники группы «Король и шут» часто фотографировались». Последнее место – беседка-склеп, место упокоения 15-летнего азербайджанского парня. «Нет такого гота старой школы, который бы здесь не бухал. Ежедневно – гора пластиковой тары и окурков». У меня что-то проворачивается в голове.
– Леша, – говорю я, – что же они думали – о покойнике, о близких, которые к нему приходят?!
– Ты у меня спрашиваешь? У них спроси. Этим ребятам уже давно за двадцать. Кто-то стал наркоманом, кто-то уже лежит на других кладбищах, я – остался.
Композитор Касьянов – оторвана калитка, но в целом все прилично. А это куст жасмина, он очень красиво цветет весной…
– Знаешь, какое у нас в стране формировалось отношение к памяти, к смерти? После революции начали воровать старые кладбищенские памятники. Сошлифовывали надписи, сбивали кресты, продавали заново. Здесь таких десятки, особенно 1930–1940-х годов. Иногда даже не трудились переделывать, ставили то, что было. Вот тут, видишь, если подойти к памятнику с одной стороны – похоронен член партии, с другой – дореволюционная надпись с именем-фамилией покойницы, стихами и ангелами… Этот памятник инженеру-летчику 1940-х – тоже старый, с него спилен крест. А табличкой закрыта эпитафия прежнему владельцу. Однажды табличка отвалилась, и я прочитал.
Леша цитирует по памяти:
Солнце майское сияло
На прозрачных небесах.
В это время погасала
Жизнь в твоих, отец, глазах.
Под конец душа взлетела
И явилась пред Творцом.
Нам осталось только тело,
В землю взятое потом.
Спи до полного рассвета,
Тебя любим, вспоминаем,
Вместо всякого привета
Твое жилище украшаем.
Придет время, и потомки
Тебе в соседство нас снесут
И, как мы тебя, любезный,
Земле надолго отдадут.
Я подхожу к старой дореволюционной могиле без ограды, на каменном кресте еще можно прочитать, что здесь похоронена монахиня из какого-то (неразборчиво) монастыря. Вокруг креста, прямо на могиле, аккуратно, горой, складирован мусор в пакетах.
– Вот памятник из белого камня, XVIII век, как я понимаю, попал сюда с другого кладбища. Я его ставил вертикально, но опять повалили.
Памятник бесхозно валяется в проходе, у чужой ограды…
Мемориал, посвященный погибшим в войну.
– Это, пожалуй, самая известная вещь на Бугровском кладбище – памятник погибшим от фашистских бомб 4 ноября 1941 года. В тот день был разбомблен завод им. В. И. Ленина на Мызе – ныне НИТЕЛ. Он тогда специализировался на производстве радиоэлектронного оборудования. По статистике каждая вторая радиостанция – в танках, самолетах, частях – была произведена на этом заводе. 4 ноября немецкий бомбардировщик сбросил бомбу. Список погибших – вот, десятки человек, те, кого удалось собрать. Они были похоронены здесь, на этой площадке. Могил того времени остались единицы. Сейчас на их местах лежат другие люди.
Я оглядываюсь и утыкаюсь взглядом в свежайшее захоронение. Леша говорит:
– В Марьиной роще был участок, где хоронили солдат, умерших в госпиталях в 1941–1943 годах, отмеченный обелиском. На моей памяти на этом месте появился ряд богатых могил. Теперь обелиск стоит посреди обычного кладбища.
– Это могила расстрелянного, точнее, то, что от нее осталось. Я точно помню – вот этот знак стоял вот тут. Вон он валяется, на нем написано: «Лубнин Иван Зиновьевич. Родился в 1900 году, осужден 12.01.1938 года, расстрелян 25.01.1938. Реабилитирован 21.10.1957». Реабилитирован при Хрущеве – значит, статья была несильная. Причем расстрелян был скоропостижно – через две недели после суда. Он был похоронен здесь, где сейчас этот куст растет и штакетник разломан, табличку кто-то выдрал и кинул в сторону.
Могила художника Вячеслава Жемерикина стоит вплотную к кладбищенской красной стене, на которой прикручена табличка. Я читаю: «Демичев Федор Ефимович. Арестован 15.12.1937 года». Расстрелян. Реабилитирован через месяц. Его вообще ни за что расстреляли?! И я не пойму – он что, в стене похоронен?
– В земле, – говорит Леша. – Здесь все лежат в одной земле. В 1930-е на этом участке, в траншеях, хоронили расстрелянных.
Сейчас место отведено для похорон наших современников – почетных граждан Нижнего Новгорода. И вокруг – много, бесконечно много знакомых…
В память о жертвах репрессий на Буграх сделали «Расстрельную стенку». К красному кирпичу прикреплены десятки, сотни табличек с именами. Годы смерти у всех одни и те же – 1937–1938.
«Гуммель Лев Иванович, директор химического завода, Краснобаковский район». Расстрелян.
«Боровков Панфил Иванович, председатель Поморской общины». Расстрелян.
«Иерей Иоанн Дмитриевич Ромашкин». Расстрелян.
Осуждены, расстреляны, реабилитированы. Я читаю эти бесконечные таблички, и уже не могу читать.
Бухгалтер. Сотрудник газеты «Нижегородская коммуна». Дьякон. Священник. Крестьянин. «Раскулачен, расстрелян, реабилитирован». Некоторых реабилитировали совсем недавно – в 1989-м.
Леша говорит:
– Я в Семеновском краеведческом музее видел свидетельство о смерти поэта Бориса Корнилова, в честь которого названа-таки улица в Нижнем Новгороде. Там было написано: «Причина смерти» – «Расстрел». Убийство по воле государственной власти превратилось в причину смерти, как сердечный приступ.
Я ему шепчу:
– Леша, пойдем отсюда.
На Бугровском кладбище также похоронены:
архитектор и реставратор Нижегородского кремля Святослав Агафонов,
создатель судов на подводных крыльях инженер-конструктор Ростислав Алексеев,
дирижер оркестра Нижегородской филармонии Израиль Гусман,
актер театра и кино Вацлав Дворжецкий,
основатель нижегородского ГЦСИ Любовь Сапрыкина
и многие другие…