"Кто не работает (лингвогастрономический очерк)"
«Селедка» публикует воспоминания и размышления Александра Левинтова – интеллектуала, автора, способного выдавать по 250 новых текстов в год, и главного гастрономического гуру газеты
Не трудящийся да не ест.
Ап. Павел. Второе послание к Фессалоникийцам, 3:10
Ап. Павел. Второе послание к Фессалоникийцам, 3:10
Еда – важнейший каждодневный рутинный ритуал, характеризующий культуру, нравы и обычаи любого народа в гораздо большей степени, нежели все другие обряды и традиции.
Вот, например, как это выглядит у англосаксов, как никто другой любящих себя, комфорт и рациональность:
breakfast – завтрак = быстрый перекус;
lunch – обед = большой кусок;
dinner – ужин = исход (светового) дня;
supper – поздний ужин = последняя еда.
Нетрудно заметить, что этот ритуал имеет строгую периодичность: каждые четыре часа. Кроме того, эти приемы пищи заметно различаются по объемам: равные между собой breakfast и supper составляют 30–40 % дневного рациона, а lunch и dinner, также равные между собой, 60–70 % дневного рациона.
Совсем не то у нас.
Завтрак – это не то, что будет завтра (а следовательно, и никогда), а то, что люди едят после заутрени, утренней молитвы. В обрядах староверов, более древних и строгих, нельзя даже умываться, лба не перекрестив и не сотворя молитву. Завтрак обычно составляет треть дневного рациона, ведь он предваряет рабочий день и физические нагрузки. По тому, как работник завтракает, наниматель может вполне адекватно оценить его работоспособность.
Обед обычно проходил вне дома, на работах в поле, на сенокосе, пастьбе, на посевной и жатве, на пахоте, заготовке дров, сборе дикоросов. Обед – это то, что объедается вокруг себя (ягоды, грибы, растения, корешки, родниковая вода), включая и принесенное с собой из дому, то есть холодное. Обед также составляет примерно треть дневного рациона.
Наконец, ужин этимологически связан с урожаем: «что наработаешь, то и полопаешь». Ужин непременно был горячим: суп, каша, вареное мясо. У Александра Левитова описан ужин для сезонных поденных сельскохозяйственных работников (косцов): от хозяина – каша без ограничений и отварное мясо огромными кусками, от самой артели – четверть водки (3 литра) по цене 90 копеек (50 копеек – бутыль) при оплате труда по рублю на человека в день плюс харч, постой и косы от хозяина. Очень похожим был ужин у вечернего костра бурлаков, описанный Федором Решетниковым в «Подлиповцах». Единственное различие – присутствие в бурлацкой ватаге козла, который и водку отменно пил, и махру курил с наслаждением.
Ужин – это не только наработанное за день, но и доступное только работающему, трудящемуся.
Дети в русских крестьянских семьях включались в трудовую деятельность в 4–5 лет. Отсюда слово «ребенок», производное от слова «работа». Именно в это время на детей возлагались посильные домашние, хозяйственные и рабочие функции: уход за младшими и домашней скотиной, в том числе работа подпаском, уборка дома и двора, ворошение сена, сбор урожая, работа на подхвате и т. п.
Участие в работе не просто превращало маленького человека в ребенка, но и давало допуск к ужину, приобщало к обсуждению взрослыми тем и проблем – до того его отправляли спать без ужина. Стремление к взрослению, естественное для детей, стимулировалось именно институтом ужина: и едой, и взрослыми разговорами (право слова ребенку, конечно, не давалось, но слушать-то он мог!).
Отрок – это также ребенок, но уже постарше, то, что мы сегодня называем ранний тинейджер (10–12 лет). «Отрок» означало не только «ребенок», но и «слуга», «работник», способный к самостоятельным трудовым действиям («мужичок с ноготок»), этимологически, согласно Максу Фасмеру, идет от глагола «бегать» – отсюда «быть на побегушках» и заодно «быть мальчиком для битья», как чеховский Ванька Жуков.
Следующей ступенью взросления является подросток, средний тинейджер (13–17 лет), способный не только работать, но и зарабатывать. Наконец, юноша (вьюноша) – νεανίσχος, поздний тинейджер, тот, кто может быть воином, ратником, а также орать (пахать). Юноша приобретает право голоса за ужином и в любом другом общении. Его переход в «мужики» определяется изменением его семейного статуса. Женившись и отделившись от отчего дома, он становится лидером (leader), который определяет тему разговора (именно таков изначальный смысл понятия «лидер» – тот, кто начинает дискуссию, дебаты, обсуждение).
Надо заметить, что старики лишались ужина и отправлялись за печь, на сон и покой, с детьми («старый что малый»). Что касается младенцев, то грудные… с одной стороны, мать кормила свое дитя не тогда, когда оно плачет, а когда прибывает молоко, с другой стороны – молоко начинает прибывать, когда чадо плачет. Переход от младенческого питания к ребяческому – адаптационный период длиной в 2–3 года, питание в подъедалах, для которых ничего специального не готовится. Стать ребенком становится естественным желанием «подъедалы».
Есть глубокий смысл в ужине как ритуале не только поглощения дневного урожая еды, но и дневного урожая новостей, мыслей, идей. Именно ужин описан Платоном в «Пире» (который во всех европейских языках сохраняет греческое «Симпозиум», или «совместное возлежание» за трапезой и разговорами).
И допуск к ужину, как справедливо заметил апостол Павел, только для работающих и трудящихся. Не для служащих.
Вот, например, как это выглядит у англосаксов, как никто другой любящих себя, комфорт и рациональность:
breakfast – завтрак = быстрый перекус;
lunch – обед = большой кусок;
dinner – ужин = исход (светового) дня;
supper – поздний ужин = последняя еда.
Нетрудно заметить, что этот ритуал имеет строгую периодичность: каждые четыре часа. Кроме того, эти приемы пищи заметно различаются по объемам: равные между собой breakfast и supper составляют 30–40 % дневного рациона, а lunch и dinner, также равные между собой, 60–70 % дневного рациона.
Совсем не то у нас.
Завтрак – это не то, что будет завтра (а следовательно, и никогда), а то, что люди едят после заутрени, утренней молитвы. В обрядах староверов, более древних и строгих, нельзя даже умываться, лба не перекрестив и не сотворя молитву. Завтрак обычно составляет треть дневного рациона, ведь он предваряет рабочий день и физические нагрузки. По тому, как работник завтракает, наниматель может вполне адекватно оценить его работоспособность.
Обед обычно проходил вне дома, на работах в поле, на сенокосе, пастьбе, на посевной и жатве, на пахоте, заготовке дров, сборе дикоросов. Обед – это то, что объедается вокруг себя (ягоды, грибы, растения, корешки, родниковая вода), включая и принесенное с собой из дому, то есть холодное. Обед также составляет примерно треть дневного рациона.
Наконец, ужин этимологически связан с урожаем: «что наработаешь, то и полопаешь». Ужин непременно был горячим: суп, каша, вареное мясо. У Александра Левитова описан ужин для сезонных поденных сельскохозяйственных работников (косцов): от хозяина – каша без ограничений и отварное мясо огромными кусками, от самой артели – четверть водки (3 литра) по цене 90 копеек (50 копеек – бутыль) при оплате труда по рублю на человека в день плюс харч, постой и косы от хозяина. Очень похожим был ужин у вечернего костра бурлаков, описанный Федором Решетниковым в «Подлиповцах». Единственное различие – присутствие в бурлацкой ватаге козла, который и водку отменно пил, и махру курил с наслаждением.
Ужин – это не только наработанное за день, но и доступное только работающему, трудящемуся.
Дети в русских крестьянских семьях включались в трудовую деятельность в 4–5 лет. Отсюда слово «ребенок», производное от слова «работа». Именно в это время на детей возлагались посильные домашние, хозяйственные и рабочие функции: уход за младшими и домашней скотиной, в том числе работа подпаском, уборка дома и двора, ворошение сена, сбор урожая, работа на подхвате и т. п.
Участие в работе не просто превращало маленького человека в ребенка, но и давало допуск к ужину, приобщало к обсуждению взрослыми тем и проблем – до того его отправляли спать без ужина. Стремление к взрослению, естественное для детей, стимулировалось именно институтом ужина: и едой, и взрослыми разговорами (право слова ребенку, конечно, не давалось, но слушать-то он мог!).
Отрок – это также ребенок, но уже постарше, то, что мы сегодня называем ранний тинейджер (10–12 лет). «Отрок» означало не только «ребенок», но и «слуга», «работник», способный к самостоятельным трудовым действиям («мужичок с ноготок»), этимологически, согласно Максу Фасмеру, идет от глагола «бегать» – отсюда «быть на побегушках» и заодно «быть мальчиком для битья», как чеховский Ванька Жуков.
Следующей ступенью взросления является подросток, средний тинейджер (13–17 лет), способный не только работать, но и зарабатывать. Наконец, юноша (вьюноша) – νεανίσχος, поздний тинейджер, тот, кто может быть воином, ратником, а также орать (пахать). Юноша приобретает право голоса за ужином и в любом другом общении. Его переход в «мужики» определяется изменением его семейного статуса. Женившись и отделившись от отчего дома, он становится лидером (leader), который определяет тему разговора (именно таков изначальный смысл понятия «лидер» – тот, кто начинает дискуссию, дебаты, обсуждение).
Надо заметить, что старики лишались ужина и отправлялись за печь, на сон и покой, с детьми («старый что малый»). Что касается младенцев, то грудные… с одной стороны, мать кормила свое дитя не тогда, когда оно плачет, а когда прибывает молоко, с другой стороны – молоко начинает прибывать, когда чадо плачет. Переход от младенческого питания к ребяческому – адаптационный период длиной в 2–3 года, питание в подъедалах, для которых ничего специального не готовится. Стать ребенком становится естественным желанием «подъедалы».
Есть глубокий смысл в ужине как ритуале не только поглощения дневного урожая еды, но и дневного урожая новостей, мыслей, идей. Именно ужин описан Платоном в «Пире» (который во всех европейских языках сохраняет греческое «Симпозиум», или «совместное возлежание» за трапезой и разговорами).
И допуск к ужину, как справедливо заметил апостол Павел, только для работающих и трудящихся. Не для служащих.
