"«Со сносом деревянных домов Нижний потеряет, может быть, самый важный элемент, который делает его именно русским городом»"
Городской исследователь Олеся Филатова встретилась с председателем комитета по сохранению исторического наследия города Томска Никитой Кирсановым, чтобы поговорить о деревянной архитектуре, ее важности, потенциале и опыте сохранения
– В своем докладе на кафедре ЮНЕСКО при ННГАСУ вы рассказывали о томском опыте сохранения деревянного зодчества, а как так вышло, что в Томске стали восстанавливать деревянные дома?
– Томск еще в советское время позиционировался как деревянный город, в 70–80-е годы его называли сибирской Венецией за особый шарм такой запущенной исторической подлинности. Тогда же была создана проектная и производственная база по реставрационным работам, велись массовые работы по восстановлению фасадов деревянных домов. В 90-е вся эта деятельность прекратилась, а на нулевые пришелся строительный бум. Исторический центр города начали распределять под новую застройку. Ситуация обострилась в 2004 году, когда Томск готовился к празднованию своего 400-летия. Городские власти тогда объявили курс на расчистку центра города от ветхого деревянного жилья. Участился снос деревянных домов, а также пожары в исторической части города. Все это вызвало отчаянное сопротивление томской университетской общественности, которая сумела организовать что-то вроде гражданского фронта в защиту исторического центра. Движение томских градозащитников было поддержано местными СМИ. В конце концов в ситуацию противостояния между городской администрацией и томской общественностью вмешался томский губернатор Виктор Кресс. Он создал при областной администрации координационный совет по сохранению деревянного зодчества, который в еженедельном режиме стал заниматься проблемами сохранения деревянного Томска. Был подготовлен стратегический план работы: определены восемь районов комплексного сохранения деревянной застройки, в которых должны были сохраняться не только здания, имеющие статус памятников, но и рядовые исторические здания. Тогда же был определен наш томский «список Шиндлера» из 701 деревянного дома – тех, которые должны быть сохранены. С 2005 года за счет областных средств начали восстанавливаться деревянные дома, причем восстановление носило комплексный характер, дома восстанавливались улицами. С тех пор многое изменилось, но в целом этого же курса мы придерживаемся до сих пор.
– Томскую деревянную архитектуру иногда называют «уникальным явлением культуры, не имеющим аналогов в мире». Это действительно так? А как же ситуация с деревянной архитектурой в других российских городах? Деревянное зодчество Вологды или Нижнего Новгорода по своей сути тоже уникально.
– Ну, если говорить об уникальности, то, конечно, нужно не только о Томске или Нижнем говорить. Уникален феномен русского деревянного города, уникальна градостроительная культура, которая в нем отложилась. В архитектурном отношении Россия долго оставалась страной не очень самостоятельной. Тип крестово-купольного храма заимствован из Византии. Кремль проектировался итальянцами. Петербург – итальянцами и французами. Отечественная архитектурная школа сформировалась только к середине XVIII века. Но и тогда она сохраняла связь с французской и итальянской традицией. Россия вплоть до конца первой трети XIX века оставалась почти исключительно деревянной страной. Экспансия каменной жилой застройки шла не без определенного сопротивления на местном уровне, возникали разного рода компромиссы и взаимоналожения, когда традиционный для русского города деревянный дом включал в себя элементы каменного стиля, иногда даже откровенно маскировался под каменный дом. В проектировании таких домов принимали участие профессиональные архитекторы, которые поддерживали стилевые тенденции определенного времени. Отсюда – деревянный классицизм, деревянная эклектика, деревянный модерн. Специалисты в этой связи говорят о синтезе профессиональной авторской архитектуры и тысячелетней традиции русского деревянного домостроения. Так возник феномен русской городской деревянной застройки XIX – начала XX веков. Наряду с послереволюционным архитектурным авангардом это важнейшая составляющая нашего самостоятельного градостроительного наследия. Причем наиболее исконная, национальная его составляющая, имеющая за собой тысячелетнюю историю развития. Сегодня этот пласт градостроительной культуры гибнет, и из крупных российских городов он в более-менее целостном виде сохранился, кажется, только в Томске, Иркутске и Вологде. Довольно много деревянных домов сохранилось в Самаре, правда, их там активно сносят, там ведь тоже идет настоящая война за старый город. Несколько лучше ситуация в малых городах, например, я много хорошего слышал про Городец.
– В Нижнем Новгороде деревянных домов осталось уже не так много. Целостность среды местами нарушена полностью, а территории, где более или менее сохранилась комплексная деревянная застройка, находятся под натиском строительного бизнеса. Все объясняется весьма распространенным мнением, что деревянная архитектура не подлежит восстановлению, что это либо невозможно, либо уже поздно что-то предпринимать.
– Ну как поздно… Оговорюсь. Мне бы очень не хотелось выглядеть таким заезжим экспертом, который учит уму-разуму. Всех сложностей местной ситуации я не знаю. И Томск не стоит переоценивать, у нас сегодня масса проблем. Просто высказываю свое частное мнение. Я в Нижнем Новгороде впервые и могу судить только о том, что увидел за эти два дня. Да, я увидел, что целостность деревянной застройки в Нижнем потеряна. Но сохранилось значительное количество отдельных зданий или фрагментов застройки, частично в старокирпичной среде, частично в чужеродном окружении. И, понимаете, сегодня это выглядит… как изюм в булке. Выковыряйте его – и станет невкусно. При этом должен сказать, что на фоне томских деревянных домов деревянные дома в Нижнем выглядят во многом более столично, что ли. Томские памятники деревянного зодчества не уступают нижегородским памятникам, а попадаются настоящие деревянные дворцы, каких я в Нижнем не увидел. Но вот что касается так называемой «ценной среды» и «фоновой застройки», то она в Нижнем сложнее томской, богаче декором. Меня, кстати, поразили интерьеры парадных совершенно, казалось бы, рядовых деревянных домов, в Томске они гораздо проще. На Томск работает другой фактор – у нас сохранились целые деревянные районы, все-таки отдельный деревянный дом не создает такого впечатления, которое создают целая деревянная улица или квартал. Но мне показалось, что и нижегородские деревянные дома, которые я увидел, не выглядят диссонансом, даже когда они потеряли свое естественное историческое окружение. А если все это снести… Ну да, Нижнем Новгороде останутся храмы, останется Кремль, останутся виды на Волгу, останется каменная архитектура. Но со сносом деревянных домов Нижний потеряет, может быть, самый важный элемент, который делает его именно русским городом. Родным. И тут дело не только в понижении туристической привлекательности, утрата исторической среды ослабляет местную идентичность, чувство эмоциональной сопричастности к городской территории. Фактор привычности среды обитания – один из стабилизирующих демографические процессы. Когда город становится неродным и незнакомым его населению, то гораздо проще будет уехать.
– Какие существуют подходы по сохранению деревянной архитектуры в России? В чем вы видите колоссальный разрыв с зарубежным опытом? Есть ли эти различия вообще?
– Деревянная архитектура осознается как одна из составляющих градостроительного наследия и в этом качестве сохраняется наряду с каменной застройкой. В Японии или Норвегии это национальный бренд, прежде всего это относится к храмовым сооружениям, их берегут как зеницу ока. Кстати, в Норвегии сохранилось около тридцати средневековых деревянных церквей, построенных в XII–XIII веках. А возраст самого старого деревянного сооружения Японии – пагоды храма Хорю-дзи – насчитывает 1300 лет. Это если говорить об отдельных музеефицированных деревянных строениях. Но ведь и городскую деревянную застройку – там, где она сохранилась, – принято беречь. Здесь лидирующие позиции принадлежат североевропейским странам, для которых деревянное домостроение, как и для России, является традиционным. В качестве примера приведу Тронхейм – вполне современный, «продвинутый» город, главный научно-образовательный и инновационный центр Норвегии. Вся его историческая часть застроена деревянными домами XVII–XIX веков. В сравнении с нижегородской или томской деревянной застройкой достаточно непритязательные, скромные в архитектурном отношении дома. Но сохраняют и считают это собственным своеобразием, с гордостью говорят, что Тронхейм сочетает в себе преимущества современного города с элементами деревенского уюта и патриархальности. В таких городах основная масса старых деревянных построек включена в городскую жизнь, приспособлена под современные нужды либо продолжает использоваться как жилье. Традиционный деревянный дом приобретает дополнительный смысл – это банк данных, хранящий информацию об опыте строительства из дерева, накапливающийся в течение столетий. Опыт, который может быть использован и в современном строительстве.
– А если вернуться к России?
– Наверное, главная проблема сохранения деревянной застройки в России – разрыв в традиции хозяйственного отношения к собственному дому и собственному городу, который произошел после революции. Помните классическую фразу профессора Преображенского из «Собачьего сердца»: «…пропал калабуховский дом»? Это, конечно, не только деревянных домов коснулось, но на их состоянии проявилось наиболее наглядно. Недолговечность деревянного дома в какой-то степени является мифом, при правильном уходе такой дом может служить столетия. Состояние деревянной застройки российских городов связано не с тем, что «дерево, как о нем ни заботься, со временем превращается в труху», а с отсутствием необходимой заботы. Но и к советским условиям деревянная застройка как-то сумела приспособиться. Сложилась новая социальная среда, такой полудеревенский, полугородской жизненный уклад, со своими соседскими традициями, со своими старожилами, знающими, как живет деревянный дом и как нужно за ним ухаживать. В 90-е годы и по этой традиции наносится удар. А в нулевые деревянный фонд окончательно превращается в неликвидное, малопрестижное ветхое жилье, от которого городские власти пытаются избавляться при любой возможности. И отношение жителей к своему жилью окончательно становится «чемоданным» – у дома нет будущего, заботиться о нем нет смысла. О каком чувстве хозяина тут можно говорить?
– Но как тогда можно повлиять на это в каком-то смысле безнадежное настроение?
– Сегодня в России старый деревянный дом – синоним ветхости и социального неблагополучия. Насколько это соответствует реальной ситуации? В какой-то степени соответствует, этому способствовали десятилетия беспощадной и безграмотной эксплуатации, упомянутые выше «чемоданные» настроения, а также политика расчистки «деревянных» районов под новое строительство. Но есть и другая реальность. Когда в Томске заговорили о необходимости сохранения деревянных домов, главным контраргументом была апелляция к интересам жителей: они, дескать, поголовно мечтают переехать в более комфортабельные условия, а власть и строители просто идут им навстречу. Первые же социологические опросы, которые были проведены в одном томском деревянном районе – Татарской слободе, показали, что это далеко не так. Да, среди жителей деревянных домов есть те, кто однозначно настроен на переезд. Их около 23 % от всех опрошенных. А 39 % заявляют, что категорически не хотят никуда переезжать либо согласились бы на переезд только в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств. Остальные занимают колеблющуюся позицию, говорят как о плюсах, так и о минусах своей жилищной ситуации. Деревянные дома – это и в самом деле ветхий и очень проблемный фонд, но начинать нужно все-таки с кардинального изменения градостроительной политики по отношению к деревянной застройке. Залог любой долгосрочной стратегии – стабильность и четкое представление, что эти дома должны быть сохранены. Все остальное – вопросы тактики.
– Томск еще в советское время позиционировался как деревянный город, в 70–80-е годы его называли сибирской Венецией за особый шарм такой запущенной исторической подлинности. Тогда же была создана проектная и производственная база по реставрационным работам, велись массовые работы по восстановлению фасадов деревянных домов. В 90-е вся эта деятельность прекратилась, а на нулевые пришелся строительный бум. Исторический центр города начали распределять под новую застройку. Ситуация обострилась в 2004 году, когда Томск готовился к празднованию своего 400-летия. Городские власти тогда объявили курс на расчистку центра города от ветхого деревянного жилья. Участился снос деревянных домов, а также пожары в исторической части города. Все это вызвало отчаянное сопротивление томской университетской общественности, которая сумела организовать что-то вроде гражданского фронта в защиту исторического центра. Движение томских градозащитников было поддержано местными СМИ. В конце концов в ситуацию противостояния между городской администрацией и томской общественностью вмешался томский губернатор Виктор Кресс. Он создал при областной администрации координационный совет по сохранению деревянного зодчества, который в еженедельном режиме стал заниматься проблемами сохранения деревянного Томска. Был подготовлен стратегический план работы: определены восемь районов комплексного сохранения деревянной застройки, в которых должны были сохраняться не только здания, имеющие статус памятников, но и рядовые исторические здания. Тогда же был определен наш томский «список Шиндлера» из 701 деревянного дома – тех, которые должны быть сохранены. С 2005 года за счет областных средств начали восстанавливаться деревянные дома, причем восстановление носило комплексный характер, дома восстанавливались улицами. С тех пор многое изменилось, но в целом этого же курса мы придерживаемся до сих пор.
– Томскую деревянную архитектуру иногда называют «уникальным явлением культуры, не имеющим аналогов в мире». Это действительно так? А как же ситуация с деревянной архитектурой в других российских городах? Деревянное зодчество Вологды или Нижнего Новгорода по своей сути тоже уникально.
– Ну, если говорить об уникальности, то, конечно, нужно не только о Томске или Нижнем говорить. Уникален феномен русского деревянного города, уникальна градостроительная культура, которая в нем отложилась. В архитектурном отношении Россия долго оставалась страной не очень самостоятельной. Тип крестово-купольного храма заимствован из Византии. Кремль проектировался итальянцами. Петербург – итальянцами и французами. Отечественная архитектурная школа сформировалась только к середине XVIII века. Но и тогда она сохраняла связь с французской и итальянской традицией. Россия вплоть до конца первой трети XIX века оставалась почти исключительно деревянной страной. Экспансия каменной жилой застройки шла не без определенного сопротивления на местном уровне, возникали разного рода компромиссы и взаимоналожения, когда традиционный для русского города деревянный дом включал в себя элементы каменного стиля, иногда даже откровенно маскировался под каменный дом. В проектировании таких домов принимали участие профессиональные архитекторы, которые поддерживали стилевые тенденции определенного времени. Отсюда – деревянный классицизм, деревянная эклектика, деревянный модерн. Специалисты в этой связи говорят о синтезе профессиональной авторской архитектуры и тысячелетней традиции русского деревянного домостроения. Так возник феномен русской городской деревянной застройки XIX – начала XX веков. Наряду с послереволюционным архитектурным авангардом это важнейшая составляющая нашего самостоятельного градостроительного наследия. Причем наиболее исконная, национальная его составляющая, имеющая за собой тысячелетнюю историю развития. Сегодня этот пласт градостроительной культуры гибнет, и из крупных российских городов он в более-менее целостном виде сохранился, кажется, только в Томске, Иркутске и Вологде. Довольно много деревянных домов сохранилось в Самаре, правда, их там активно сносят, там ведь тоже идет настоящая война за старый город. Несколько лучше ситуация в малых городах, например, я много хорошего слышал про Городец.
– В Нижнем Новгороде деревянных домов осталось уже не так много. Целостность среды местами нарушена полностью, а территории, где более или менее сохранилась комплексная деревянная застройка, находятся под натиском строительного бизнеса. Все объясняется весьма распространенным мнением, что деревянная архитектура не подлежит восстановлению, что это либо невозможно, либо уже поздно что-то предпринимать.
– Ну как поздно… Оговорюсь. Мне бы очень не хотелось выглядеть таким заезжим экспертом, который учит уму-разуму. Всех сложностей местной ситуации я не знаю. И Томск не стоит переоценивать, у нас сегодня масса проблем. Просто высказываю свое частное мнение. Я в Нижнем Новгороде впервые и могу судить только о том, что увидел за эти два дня. Да, я увидел, что целостность деревянной застройки в Нижнем потеряна. Но сохранилось значительное количество отдельных зданий или фрагментов застройки, частично в старокирпичной среде, частично в чужеродном окружении. И, понимаете, сегодня это выглядит… как изюм в булке. Выковыряйте его – и станет невкусно. При этом должен сказать, что на фоне томских деревянных домов деревянные дома в Нижнем выглядят во многом более столично, что ли. Томские памятники деревянного зодчества не уступают нижегородским памятникам, а попадаются настоящие деревянные дворцы, каких я в Нижнем не увидел. Но вот что касается так называемой «ценной среды» и «фоновой застройки», то она в Нижнем сложнее томской, богаче декором. Меня, кстати, поразили интерьеры парадных совершенно, казалось бы, рядовых деревянных домов, в Томске они гораздо проще. На Томск работает другой фактор – у нас сохранились целые деревянные районы, все-таки отдельный деревянный дом не создает такого впечатления, которое создают целая деревянная улица или квартал. Но мне показалось, что и нижегородские деревянные дома, которые я увидел, не выглядят диссонансом, даже когда они потеряли свое естественное историческое окружение. А если все это снести… Ну да, Нижнем Новгороде останутся храмы, останется Кремль, останутся виды на Волгу, останется каменная архитектура. Но со сносом деревянных домов Нижний потеряет, может быть, самый важный элемент, который делает его именно русским городом. Родным. И тут дело не только в понижении туристической привлекательности, утрата исторической среды ослабляет местную идентичность, чувство эмоциональной сопричастности к городской территории. Фактор привычности среды обитания – один из стабилизирующих демографические процессы. Когда город становится неродным и незнакомым его населению, то гораздо проще будет уехать.
– Какие существуют подходы по сохранению деревянной архитектуры в России? В чем вы видите колоссальный разрыв с зарубежным опытом? Есть ли эти различия вообще?
– Деревянная архитектура осознается как одна из составляющих градостроительного наследия и в этом качестве сохраняется наряду с каменной застройкой. В Японии или Норвегии это национальный бренд, прежде всего это относится к храмовым сооружениям, их берегут как зеницу ока. Кстати, в Норвегии сохранилось около тридцати средневековых деревянных церквей, построенных в XII–XIII веках. А возраст самого старого деревянного сооружения Японии – пагоды храма Хорю-дзи – насчитывает 1300 лет. Это если говорить об отдельных музеефицированных деревянных строениях. Но ведь и городскую деревянную застройку – там, где она сохранилась, – принято беречь. Здесь лидирующие позиции принадлежат североевропейским странам, для которых деревянное домостроение, как и для России, является традиционным. В качестве примера приведу Тронхейм – вполне современный, «продвинутый» город, главный научно-образовательный и инновационный центр Норвегии. Вся его историческая часть застроена деревянными домами XVII–XIX веков. В сравнении с нижегородской или томской деревянной застройкой достаточно непритязательные, скромные в архитектурном отношении дома. Но сохраняют и считают это собственным своеобразием, с гордостью говорят, что Тронхейм сочетает в себе преимущества современного города с элементами деревенского уюта и патриархальности. В таких городах основная масса старых деревянных построек включена в городскую жизнь, приспособлена под современные нужды либо продолжает использоваться как жилье. Традиционный деревянный дом приобретает дополнительный смысл – это банк данных, хранящий информацию об опыте строительства из дерева, накапливающийся в течение столетий. Опыт, который может быть использован и в современном строительстве.
– А если вернуться к России?
– Наверное, главная проблема сохранения деревянной застройки в России – разрыв в традиции хозяйственного отношения к собственному дому и собственному городу, который произошел после революции. Помните классическую фразу профессора Преображенского из «Собачьего сердца»: «…пропал калабуховский дом»? Это, конечно, не только деревянных домов коснулось, но на их состоянии проявилось наиболее наглядно. Недолговечность деревянного дома в какой-то степени является мифом, при правильном уходе такой дом может служить столетия. Состояние деревянной застройки российских городов связано не с тем, что «дерево, как о нем ни заботься, со временем превращается в труху», а с отсутствием необходимой заботы. Но и к советским условиям деревянная застройка как-то сумела приспособиться. Сложилась новая социальная среда, такой полудеревенский, полугородской жизненный уклад, со своими соседскими традициями, со своими старожилами, знающими, как живет деревянный дом и как нужно за ним ухаживать. В 90-е годы и по этой традиции наносится удар. А в нулевые деревянный фонд окончательно превращается в неликвидное, малопрестижное ветхое жилье, от которого городские власти пытаются избавляться при любой возможности. И отношение жителей к своему жилью окончательно становится «чемоданным» – у дома нет будущего, заботиться о нем нет смысла. О каком чувстве хозяина тут можно говорить?
– Но как тогда можно повлиять на это в каком-то смысле безнадежное настроение?
– Сегодня в России старый деревянный дом – синоним ветхости и социального неблагополучия. Насколько это соответствует реальной ситуации? В какой-то степени соответствует, этому способствовали десятилетия беспощадной и безграмотной эксплуатации, упомянутые выше «чемоданные» настроения, а также политика расчистки «деревянных» районов под новое строительство. Но есть и другая реальность. Когда в Томске заговорили о необходимости сохранения деревянных домов, главным контраргументом была апелляция к интересам жителей: они, дескать, поголовно мечтают переехать в более комфортабельные условия, а власть и строители просто идут им навстречу. Первые же социологические опросы, которые были проведены в одном томском деревянном районе – Татарской слободе, показали, что это далеко не так. Да, среди жителей деревянных домов есть те, кто однозначно настроен на переезд. Их около 23 % от всех опрошенных. А 39 % заявляют, что категорически не хотят никуда переезжать либо согласились бы на переезд только в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств. Остальные занимают колеблющуюся позицию, говорят как о плюсах, так и о минусах своей жилищной ситуации. Деревянные дома – это и в самом деле ветхий и очень проблемный фонд, но начинать нужно все-таки с кардинального изменения градостроительной политики по отношению к деревянной застройке. Залог любой долгосрочной стратегии – стабильность и четкое представление, что эти дома должны быть сохранены. Все остальное – вопросы тактики.
