"Как пройти в библиотеку"

«Живая библиотека» – история прежде всего про толерантность, когда недолюбливающий лесбиянок, мигрантов или ограничивающий общение с людьми, у которых что-то не в порядке со здоровьем, будь то СПИД, рак или слабовидение, вдруг начинает разговаривать с теми же геями и незрячими и открывает для себя прежде всего человека, а не социальную прослойку, с которой мало общего. Технология, зародившаяся в Дании, легко прижилась в России. В Нижнем Новгороде «почитать» людей собрались в этом году уже в третий раз. «Селедка» публикует интервью с «книгами».

Дмитрий Храмов, 33 года, чайлдфри

Я бы не назвал чайлдфри идеологией – мы не несем в массы какие-то конкретные идеи и уж тем более ничего не пропагандируем. Мы же не партия. Я не хочу иметь детей по нескольким причинам, одна из которых – мое нежелание обременять себя дополнительными заботами и материальными расходами. Как-никак дети требуют много времени и денежных затрат. Зачем мне это, когда я могу заботиться о самом себе и об окружающих меня близких людях? Как говорит известная французская певица Милен Фармер, кстати, тоже чайлдфри: «Я сама у себя любимая дочка». Скажете, что это эгоизм? Ну, а что плохого, когда человек так сильно любит себя и заботится о себе? По-моему, это просто замечательно, хотя и так критикуется нашим обществом. Вторая причина схожа с первой: я не хочу ограничивать свою свободу, которой так дорожу. Человек и так, по сути, не может быть полностью свободным, а дети сводят эту свободу практически на нет. Мое решение связано с собственными внутренними убеждениями. Честно говоря, меня раздражает массовая пропаганда материнства и улучшения демографии, которая сейчас так активно ведется у нас в стране. Люди верят обещаниям правительства, а, по сути, в большинстве плодят никому не нужную нищету, но зато выполняют «План Путина». Это же смешно.

В наших рядах, конечно, есть еще не определившиеся подростки, которые меняют свои убеждения чуть ли не каждую неделю под влиянием тех или иных обстоятельств, но много и достаточно зрелых, утвердившихся в жизни. Мне уже довольно много лет, чтобы свое мировоззрение как-то менять. Сейчас мои родственники только неодобрительно фыркают, но в принципе свыклись с мыслью о том, что от меня ждать нечего. Раньше, конечно, то и дело твердили, что пора одуматься и жить как все, то есть стать «детным», как у нас говорят. Что касается близких друзей, то они разделяют мою точку зрения. И, выслушав мои доводы, даже стали задумываться о том, не отказаться ли им тоже от деторождения. Удивительно, что некоторые люди, с которыми я раньше довольно тесно общался, родив, дружбу свели на нет. «Посторонние» дети мне абсолютно безразличны, они не вызывают у меня никаких эмоций, умиления я не испытываю. Наоборот, довольно сильно раздражает, когда они начинают кричать в общественных местах, а окружающие с довольно глупыми выражениями на лицах пытаются «улюлюканием» их успокоить. Со стороны это смотрится дико.

 

 

Андрей Станко, 30 лет, вылечившийся от лимфосаркомы

В 2 года врачи поставили мне диагноз лимфосаркома – онкологическое поражение лимфатической системы. Я хорошо помню то солнечное утро, когда впервые возникла боль. Новость о недуге больше взволновала родителей, мне же просто хотелось уехать побыстрее из больницы домой. Советская медицина оставила глубокий отпечаток в памяти, но если не касаться вопроса комфорта, что тогда, что сейчас – все, в общем-то, неплохо, главное – попасть к хорошему заинтересованному специалисту. Хуже всего ситуация была в начале 1990-х. Условия, в которых приходилось обследоваться в стационаре, были прескверными. Чего не хватало всегда – так это хоть какой-то психологической поддержки, причем в большей степени она требовалась мамам, буквально угасающим вместе со своими детьми. Детские онкологическое отделения 1980–1990-х – совершенно беспросветное место.

Заболевшие онкологическими недугами люди, особенно взрослые, выключают сами себя из социума, замыкаясь в своей проблеме. Окружающие же по понятным причинам сторонятся их: образно говоря, отмеченный «печатью смерти» – не самая приятная компания, да и наблюдать постепенное угасание человека тяжело, но винить людей при этом не стоит. Детство мое из-за болезни не сильно отличалось от детства других детей, разве что на физкультуру не ходил, болел чаще из-за последствий терапии, да по гаражам меньше остальных лазал. Периодическим напоминанием было ежегодное обследование в детской областной больнице – вот ее онкологическое отделение до сих пор вспоминается как страшный сон. Через пятнадцать лет наступил период устойчивой ремиссии, болезнь не вернулась, так что сейчас мой образ жизни не отличается от общепринятого. Наверное, я только более внимателен к здоровью. Мировосприятие же несет несомненный след больничного детства.

Я жив благодаря прекрасному человеку, неравнодушному хирургу Анатолию Ивановичу Татаурову, прооперировавшему, по сути, безнадежный случай. Благодаря моей маме, не опустившей рук, боровшейся, даже когда медицинская система поставила крест на жизни ее ребенка. Ну, и возраст сыграл роль: дети чаще и легче излечиваются.

 

 

Джованни Кавалларо, 24 года, международный волонтер

Уже почти два года я нахожусь в России – работаю преподавателем французского языка в частной языковой школе, в которой есть небольшая особенность – помимо взрослых, желающих выучить язык, у нас есть так называемый «детский сад», в котором дети с двух лет учат три языка: русский, английский и французский. В первую очередь при выборе волонтерской программы, конечно, ориентируешься на страну, в которой хочешь провести от полугода до года своей жизни. Потом уже выбираешь заинтересовавшую программу.

Когда едешь в другую страну, прежде всего необходимо быть готовым к адаптации и трудностям, которые могут возникнуть в процессе. Лучше всего заранее морально подготовиться к тому, что ты будешь жить в действительности страны, к которой не привык. Соответственно просто необходимо запастись изрядным терпением и обладать спокойствием, чтобы принять что-то новое. Мой главный волонтерский проект был в России, поэтому и приобретенный опыт связан с этой страной: в первую очередь у русского языка очень сложная грамматика. Сейчас я со спокойной душой могу сказать, что легко понимаю и говорю по-русски, хотя есть еще к чему стремиться, но планируемая мною сдача экзамена на знание русского языка как иностранного является собственной победой над существующими стереотипами, якобы выучить русский не носителям языка представляется труднейшей задачей.

Как-то моя подруга сказала, что в Россию едут не потому, что находят тут интересный проект, а исключительно ради страны. И это действительно так. В Европе у нас существует достаточно много стереотипов о России, которые либо подтверждаются, либо нет по прибытии сюда. Думаю, что русские и сами все про себя знают, но почему-то с завидным упорством любят узнавать у иностранцев что-то новенькое о себе. Складывается впечатление, будто это невероятно греет душу – ведь тебе вновь и вновь рассказывают про твои же особенности и уникальность. Ко всем стандартным клише вроде тех, что красивые русские девушки едят икру ложками, могу добавить только одно – у жителей Европы Россия воспринимается как что-то уже экзотичное, вроде Таиланда для русских.

 

 

Юлия Сон, 37 лет, мама с приемными детьми

Мы с мужем ездили волонтерами в детские дома, видели, как сироты нуждаются в папе и маме. До того как у нас появились дети, особых страхов не было, они пришли уже позже, когда начались различные проблемы – гипервозбудимость, бунт, агрессия. Было непонятно, хватит ли терпения, сил, любви, для того чтобы помочь ребенку измениться, при этом уважая его как личность. Мы уяснили, что очень важно не изолировать себя в проблеме, а обращаться за помощью к успешным усыновителям и психологам, пройти школу приемных родителей. После этого ситуация мало-помалу изменилась в лучшую сторону. У нас двое деток – две замечательные девочки Мария и Дашенька. Старшую мы взяли, когда ей было два года, младшую – в шесть месяцев. Сейчас старшей Марии уже семь, в сентябре она пойдет в первый класс. В последнее время государство уделяет достаточно внимания для разрешения проблемы сиротства. Законы о социальной поддержке в целом позитивны, есть, конечно, вопросы по реализации их на местах. Если говорить о материальной поддержке, то она дает мне возможность большую часть времени отдавать воспитанию детей. Хочется, чтобы в нашем обществе формировались положительные образы семьи, что семья – это верный заботливый папа, любящая мама и как минимум трое детей, биологические и приемные. И это здорово, это нормально.

Я с большим удовольствием участвую в «Живой библиотеке» уже второй раз, и в этом меня поддерживает мой муж. Наша цель – информировать людей, чтобы помочь им развеять различные мифы и страхи, связанные с усыновлением. Аудитория разная: для кого-то, возможно, это только первый кирпичик в подготовке к будущему решению, для кого-то последняя капля и побуждение к активным действиям, а для кого-то реальная оценка своих сил и понимание собственной неготовности. Хотелось бы, чтобы в обществе сформировалось мнение: усыновление – это обычное явление, не геройство, а норма жизни.

 

Справка:

Впервые «Живая библиотека» появилась тринадцать лет назад в Дании и стала традиционной более чем в пятидесяти странах по всему миру. Например, в Австралии мероприятия проходят ежемесячно. В России подобный проект появился в 2011 году в Екатеринбурге, сейчас в нем принимают участие 20 российских городов. Международный девиз: «Не суди о книге по обложке – прочитай ее!»

Также почитать