Федор Иванович был все-таки прав: «Чему бы жизнь нас ни учила, а сердце верит в чудеса». От Дэнни Бойла, двадцать лет назад снявшего пару симпатичных фильмов, по инерции ждешь чего-то более или менее симпатичного. И на протяжении двадцати лет, с невероятным ожесточенным упорством, Бойл делал все, чтобы этих ожиданий блистательно не оправдать. От «Пляжа» в памяти остались какие-то вылизанные открыточные виды, от «28 дней…», «Миллионов» и «Пекла» не осталось вообще ничего, кроме названий. Да и они вспоминаются с трудом, не без помощи «Википедии». Финальные песни-пляски «Миллионера из трущоб» и поставленная режиссером церемония открытия летних Олимпийских игр в Лондоне засвидетельствовали пробуждение в остроумном бытописателе наркотических будней поколения «Х» доселе дремавшего массовика-затейника. Собственно, пробудился он и в самом поколении «Х», выжившие представители которого давно трудятся аниматорами в мировом санатории.

Чуда не случилось и в этот раз. «Транс», снятый скорее «дизайнером», нежели «художником», напоминает советское пирожное «трубочка», у которого прилепившийся с самого края кремовый завиток маскировал досадную внутреннюю пустоту. В фильме Бойла идеальная, как бритый лобок главной героини, визуальная картинка выполняет приблизительно ту же функцию. Но дизайнерского крема хватает только на первые пятнадцать минут. Дальше – позавчерашнее сухое тесто рутинного «психологического триллера». Такая формальная комбинаторика с популярным пособием по гипнозу в качестве бэкграунда и дальним прицелом на классические нуары про волевых барышень, грудью прокладывающих себе дорогу в мире свирепых, но по-детски доверчивых мужиков. (Помнится, Рите Хейуорд достаточно было чуть приоткрыть пеньюар – и небритый мачо, пуская сладострастные слюнявые пузыри, уже радостно мчался навстречу собственной гибели.) Правда, женоненавистнический пафос классики сегодня явно не в тренде, и посему персонаж Розарио Доусон – не столько расчетливая холодная «стервь», сколько измученная жертва ботаника-маньяка, подбитым глазом заслужившая право на скромную финансовую компенсацию своих страданий.

Впрочем, у «Транса» есть два несомненных плюса. Первый – внятность. Обычно в фильмах о путешествиях по смрадным болотам чужого бессознательного сам черт ногу сломит. Особенно раздражает, когда псевдометафизическая околесица ничтоже сумняшеся выдается за «авторское поэтическое выражение иррациональности жизни» или «мучительные рефлексии о сновидческом характере видимой реальности». В большинстве случаев за подобными учеными телегами скрываются халтурщик-сценарист и неопытный режиссер. (Отдельные шедевры Алена Рене или Дэвида Линча не в счет – это штучный товар, не рассчитанный на массовое воспроизводство.) Бойл, надо отдать должное, играет по правилам и не ведется на слишком легко достающуюся «поэтичность» и «интеллектуальность».

Второй плюс, как ни странно, вырастает из главного минуса. Здесь придется сделать небольшое отступление. Сегодня только ленивый не скажет чего-нибудь мудрого о пронизавших общество лжи и обмане. Философы на конференциях, пенсионеры в очередях, блогеры в блогах на разный манер повторяют одну и ту же мантру. Конечно, глупо отрицать сам факт манипуляции, но невротическая навязчивость разговоров о ее тотальности несколько настораживает. Складывается впечатление, что мы пытаемся убедить самих себя в неочевидном антропологическом допущении: по «природе» люди жестокие эгоистичные скоты, преследующие исключительно свои корыстные интересы и всегда готовые кинуть ближнего, стоящего на пути «интересов». Но это и есть идеология чистой воды! В «обычной жизни» люди разные, а в той, структурированной социальной сетью рыночного обмена, что «хуже обычной», все вынуждены играть роли жестких альфа-самцов. Другое дело, что не у всех получается.

Проще всего в этой ситуации забиться в моральном негодовании и вопить Савонаролой об упадке нравов. Читать мораль – вообще дело нехитрое. Куда важнее занять аналитическую позицию и понять, что никакой «природы» у нас нет, а естественная конкуренция хищников в «каменных джунглях» – такой же идеологический конструкт, как и фантазматическая целостность «органической расовой общности» у нацистских теоретиков. И здесь «Транс» попадает в точку. Вялая апатичность героев и механическая бесстрастность всего действа (безусловный режиссерский просчет) на удивление метко отражают Zeitgeist эпохи. Персонажи постоянно манипулируют друг другом, но делают это как-то нехотя, по непонятной им самим обязанности, буквально в трансе, словно играя надоевшие до предела роли. Неувлеченность всей компании своими грязными делами мешает и зрителю увлечься фильмом. Но, может быть, это хороший знак. Даст Бог, и нам когда-нибудь надоест разыгрывать порядком затянувшийся спектакль о кроликах и удавах.