"Николай Олейников"

Музыкант, художник, автор книги «Секс угнетенных», член группы «Что делать» – о городе-замазке, власти-завхозе и принадлежности искусства простым людям будущего

Что самое важное произошло у вас за последние три года? Какие события 2011–2014 годов, произошедшие в стране, в профессии, жизни, на вас повлияли и почему?
Когда в твою повседневность входят окровавленные трупы мирных людей, в твоих собственных кишках селится неприятный холод – перестает хотеться вообще о чем-либо рассуждать. Когда ОМОН хватает твоих товарищей, левых активистов, и называет их правыми террористами, холодеют пальцы и кулаки сжимаются сами собой. В такие моменты творческая воля оказывается парализована на время и становится понятно, что то, о чем ты говорил (-ла) своим искусством до этого, перестает быть значимым. Но тогда постепенно внизу живота начинает закипать ярость, а из ярости растет, как правило, отличное искусство. И так было не только в последние три года, но и раньше. Сейчас, видимо, придется посвятить какое-то время взращиванию достаточного объема этой самой ярости, чтобы вызов времени получил адекватный ответ. Искусству нужно время. Тем не менее человек – удивительное существо, которое в самые страшные времена умудряется рожать каких-то совершенно сказочных детей, влюбляться до потери сознания и как-то все-таки канализировать творческую энергию в конкретные произведения.
С другой стороны, жизнь многообразна, и ярость в последние три года возникала по разным поводам. Например, усиление консервативного крена в госидеологии, навязывающей людям гомофобию в качестве нормы. И с этим тоже становится важно работать.

 

Как бы вы описали свою деятельность тем, кто с вами не знаком?

Я художник, член группы «Что делать», самой выставляемой группы ныне живущих и совместно работающих русских художников, активист, автор критических текстов, участник левацкой музгруппировки «Аркадий Коц», участник экспериментального проекта на рубеже документального кино и видеоискусства «Группа учебного фильма».

 

Вы живете за счет своего искусства? Ваши работы хорошо конвертируются? Вам удается не зависеть от конъюнктуры арт-рынка – и как?
Да, живу с производственных бюджетов, которые музеи и выставочные пространства резервируют под производство новых произведений. Основной мой медиум – монументальные фрески. Последняя работа в рамках проекта, который мы с группой «Что делать» осуществили в Вене в мае-июне этого года: стена высотой 7 метров и 22 метра в длину. Так что получаю за эту работу зарплату маляра – тем и живу. И в данном случае конвертируются не произведения как объекты на рынке, а метод и труд. Плюс я преподаю в Школе вовлеченного искусства им. Розы Люксембург. Так что от конъюнктуры арт-рынка не завишу, господь миловал.

 

В своем интервью пару лет назад вы сказали, что «в России, вокруг творческих профессий особенно, складываются чисто феодальные отношения», что-то поменялось за это время?

Сейчас в принципе страна становится все более и более феодальным царством. Да и не только наша страна. Так что парадоксальным образом, наверное, ничего не поменялось.
Насколько, на ваш взгляд, глубоко разделение на «чистое искусство» и политическое, социально ангажированное? Где для вас проходит линия между искусством и политикой?
Художник, который пытается отрицать общественную природу существования искусства, похож на чудака, который говорит, что у него на пальцах волосы, а на голове – ногти. Хотя, может, такой чудак и прав в отношении себя. И все-таки жизнь, и смерть, и страх, и любовь, и голод сильнее и важнее искусства, а искусство важнее политики. Хотя, собственно, голод пробуждает в человеке политическое.

 

Почему, как вы думаете, власть так болезненно реагирует на современное искусство?

До последнего времени этого не было заметно вообще, власть на какое-то время позабыла, что культура – сильный инструмент пропаганды (но не забудем также, что искусство – сильное критическое оружие), и вот власть перед Олимпиадой как-то встрепенулась, опомнилась, протерла заспанные отечные глаза, подавила последний спазм зевоты и, как полагается завхозу, впопыхах начала осуществлять ревизию бюджетной сферы. Но нас (ни одного из моих проектов) это на самом деле не касается, потому что ни один из них не зависит ни от госбюджета, ни от субсидий. Это либо проекты вообще без бюджета, либо схема, включенная в производственные схемы искусства на международных площадках с независимой от нашего государства системой финансирования. Мы ни для одного своего проекта, ни для какой крупной международной выставки от нашей страны никогда не получали ни копейки. С другой стороны, я также не вижу примеров подлинного политического искусства в России, честное слово. За исключением пары примеров, и сейчас я не имею в виду ни Pussy Riot, ни «Войну». То, чем они занимались, называется «тактические медиа» (это когда активисты в тактических целях используют методы, инструменты и материалы, характерные для искусства), а искусство требует времени и дистанции, оно функционирует по иным законам, чем блог, понимаете? Есть еще активистское искусство, это когда люди, не обладающие амбицией быть художниками (художник – бескомпромиссная история, это как пожизненная схима, как духовный подвиг. Тут только один путь, второго нет), производят объекты, превосходящие типичные политические жесты. И тем сильнее активистское искусство как искусство, чем настойчивее и яростнее оно настаивает на своих политических убеждениях.


Что вас сегодня больше всего занимает в вашей жизненной перспективе?
Меня больше всего занимает сейчас моя любовь. Я сильно влюблен. Любовь сильнее смерти, верно? Ну, и искусство, конечно! Я считаю, что его вопреки всему необходимо настойчиво делать.


Почему говорить о сексе в России почти всегда табу? И что бы вы о нем сказали в первую очередь, например, в эфире Первого канала в прайм-тайм?

Насчет Первого канала, его сначала захватить нужно бы, а потом спокойно ввести в программную сетку образовательные программы о телесности и сексуальности, и еще непременно ликбез по феминистским практикам. Вместо тех передач, где талантливых и потенциально самостоятельных женщин убеждают в том, что замуж, причем хоть за кого – это предел. И потом не жужжать, потому что кухонная раба при довольном мужике – это и есть женский рай. Все это в нашей стране возможно только потому, что мы жутко безграмотны в этих важных вопросах. Нужно образование, а в его отсутствие – самообразование.


Ну, например?
Вы вот в курсе, например, что у клитора, единственного человеческого органа, предназначенного исключительно и только для наслаждения, не только головка есть, но что от головки идут такие замечательные ножки, которые обхватывают влагалище изнутри, и что эти ножки напрягаются, заполняясь кровью, ровно так же, как эрегированный член? А до последнего времени даже ученые считали, что клитор – это только то, что видно снаружи. Такие вот новости.


Какие у вас остались впечатления от Нижнего Новгорода? Какой представляется жизнь в нем на расстоянии?
Чтобы в этом городе сделать что-то значимое и важное, нужно потратить еще больше усилий, чем даже в городе-болоте Санкт-Петербурге, где 90 % населения надменные сонные мухи, при этом, конечно, зверски интеллигентные мухи. И если Питер – болото, то Нижний по консистенции среды напоминает замазку, которой раньше щели между шлакоблоками в хрущевках заделывали, только представьте теперь, что эта замазка вместо воды в Оке, а мы должны переплывать ее сквозь эту резину изо дня в день по два раза. С одной стороны, отличная тренировка, с другой – это чудовищно разъедает мозги и разлагает морально. Поэтому каждому, кто хоть как-то трепещется здесь, я желаю не терять куража. Держитесь, товарищи, с каждым днем будет только сложнее.


Вы согласны с тем, что сегодня Pussy Riot, грубо говоря, предали искусство, перестав работать в этом поле?
Нет, не согласен.


Согласны ли вы с тем, что в России в галереях и на выставках современного искусства нет массового зрителя, что большинству простых людей из разных социальных слоев там не интересно? И чаще всего они работают для одного и того же круга людей?
Да, согласен.


Как привлечь нового зрителя и нужно ли это делать?
Искусство – очень интересная штука. Оно на самом деле уже принадлежит народу. Оно принадлежит простым людям будущего. Я верю в искусство и его силу, я совершенно серьезно.


Главный вопрос: что делать? И что по этому поводу почитать?
Быть начеку. Читать побольше стихов Кирилла Медведева, слушать группу «Технопоэзия», носить чистые носки, готовить недорогую вкусную еду, получать новости из альтернативных источников и по возможности ходить на бокс и плавание.

Также почитать