"ММКФ – 2014: «Китайский партнер»"

Философ от кинематографа, резидент Люблянской школы психоанализа в Нижнем Новгороде Игорь Кобылин вернулся с Московского кинофестиваля вдохновленный Китаем

«Либо ветер с Востока довлеет над ветром с Запада, либо ветер с Запада довлеет над ветром с Востока». Не знаю, как в абсолютном масштабе, но в нынешней России ветер с родины этого изречения если и не «довлеет», то веет весьма ощутимо. То эпохальный газовый договор, то радости локального сотрудничества: «11 июля китайская делегация из города Уси обсудила с главой администрации Нижнего Новгорода вопрос о развитии побратимских связей».
Правда, попав в зону «идеологической турбулентности», ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Сегодня Китай и запрет кружевных трусов, завтра – континент Лемурия и принудительное введение рунической письменности. Но обратить внимание на китайский кинематограф стоит и вне зависимости от геополитической конъюнктуры. Благо Московский кинофестиваль, давно прозванный «восточным базаром» за некоторую эклектичность своих показов, позволяет это сделать. В этом году была даже специальная внеконкурсная программа «Сделано в Китае», составленная Дмитрием Коммом и ориентированная на качественный жанровый мэйнстрим. А вкупе с «артхаусным» тайваньцем Цай Минляном (показали аж два его последних фильма одним сеансом) и довольно странной картиной «Черный уголь, тонкий лед», победившей недавно в Берлине, мы получаем убедительный вертикальный срез растущей на глазах киноиндустрии.
Растущей настолько, что сегодня КНР – второй после Штатов кинорынок мира, а, по словам того же Комма, завершение строительства «азиатского Голливуда» Oriental Movie Metropolis, запланированное на 2017 год, вполне способно вывести китайцев на первое место. Так что «Everything is made in China» – это не только ироничное название рок-группы, но и отражение объективной реальности. Ну, а теперь китайское «избранное».

«Американские мечты в Китае» / реж. Питер Чан, Китай.
Внеконкурсная программа «Сделано в Китае»
Оригинальное название – «Китайский партнер», сборы на родине – 87 миллионов долларов. Возможно, не лучшая, но самая любопытная в культурно-антропологическом отношении картина. Бывший ассистент Джона Ву гонконгский режиссер Питер Чан на пару с великим азиатским оператором Кристофером Дойлом сняли историю о любви, дружбе и героическом превращении малого бизнеса в немалый. Кино социалистическое по интонации – саундтреком вполне могло бы послужить что-нибудь проникновенно советское в духе «Когда уйдем со школьного двора…», но капиталистическое по содержанию. В этом плане чрезвычайно показательный для современной КНР фильм. Однако не все так просто. Тернистый путь к нью-йоркской фондовой бирже трех студентов-«ботаников» (тут не обошлось без клише: богемный модник, целеустремленный умник и улыбчивый скромник) наглядно демонстрирует те особенности китайской культуры, которые наследуются чуть ли не с конфуцианских времен.
Французский синолог Франсуа Жюльен написал целую увлекательную книгу об одной из таких особенностей. Если не слишком вдаваться в детали, то ход его рассуждений приблизительно следующий. От Лао-цзы до Мао Цзэдуна по хронологической вертикали и от военной стратегии до поэтического искусства по тематической горизонтали китайцы предпочитали лобовым столкновениям «обходной маневр», «косвенную речь» и «побуждение намеком». Противоположности не сходятся здесь в рукопашном бою в гибельно сладком предчувствии гегельянского синтеза, а непрерывно чередуются, перетекая друг в друга. И знаменитая китайская «философия» – это не столько поиск истины, сколько настройка и регуляция поведения применительно к обновляющимся обстоятельствам.
Эти «перетекание» и «настройка» – ключевые опоры «американской мечты», позволяющие прояснить то, что варварскому западному мышлению кажется неустранимым парадоксом. Коммунистический Китай снимает такую необуржуазную агитку, что Айн Рэнд со своими атлантами молча завидует на небесах. «Перетекание» раз. Агитка, впрочем, патриотическая – «поднебесный» бизнес рулит на мировой арене, давая прикурить холеным снобам с Уолл-стрит. «Перетекание» два. Бизнес, правда, своеобразный – обучение английскому языку и помощь в получении американской визы для китайских студентов. То есть ботаны «делают» американцев, чтобы продолжать к ним ездить и, так сказать, перенимать опыт. (Как тут не вспомнить пищеварительные метафоры Великого Кормчего: «…Со всем иностранным следует обращаться как с пищей, которая сначала разжевывается во рту, перерабатывается в желудке и кишечнике, смачивается слюной, желудочным и кишечным соком, а затем разделяется на отбросы, которые устраняются, и экстракт, который усваивается».) «Перетекание» три. Сама успешность в усвоении «чужого» свидетельствует об уникальной пластичности «своего» – а это, как ни крути, очередной повод для патриотической гордости. «Перетекание» четыре. Ну, и так далее. Продолжать можно до рассвета. В общем, не кино, а лента Мебиуса.

«Черный уголь, тонкий лед» / реж. Дяо Инань, Китай, Гонконг.
Внеконкурсная программа «Далекое близкое»

Триумфатор последнего Берлинале – «Золотой медведь» за лучший фильм и «Серебряный медведь» лучшему актеру (Ляо Фань). Конец девяностых. В провинциальном городе Северного Китая на каком-то угольном предприятии находят аккуратно расфасованные части человеческого тела. Дальше как водится – femme fatale, интриги, расследования.
Вроде бы чисто жанровое кино, этакая попытка снять китайский народный нуар. Но за формальные ученические стилизации «Медведей» все-таки не дают. И хотя многие критики недоумевали по поводу решения жюри, в интуиции последнему не откажешь: обманчиво наивный Дяо Инань так хитро поиграл с «черным фильмом», что почти незаметно вывернул его наизнанку. Эта игра заметна уже по названиям. Если в прокатном «чернота» подчеркнуто заявлена, то оригинальное – «Фейерверки средь бела дня» – не менее подчеркнуто ее нейтрализует. Та же двусмысленность и на уровне повествовательной формы. Бодрое начало с расчлененкой, сексом и эффектно снятой перестрелкой сменяется настолько неспешным ритмом, что весь тлеющий уголек саспенса вмерзает в «тонкий лед». И даже убийство лезвиями коньков и страстное соитие зимней ночью на колесе обозрения (да-да!) смотрятся с некоторой – кто бы подумал – поэтической отстраненностью. Ну, и наконец, уровень содержания. Классический нуар всегда славился убойным зарядом женоненавистничества – тертые брутальные мачо простодушно попадались в силки к холодным и расчетливым стервам с невинными личиками. С китайской «фам фаталь» все не так очевидно. Но продолжать дальше – значит раскрывать карты. Скажу только, что Дяо Инань сделал кино не столько о женском коварстве, сколько о мужской мстительности, фаллически выпирающей из-под фигового листка «общественных добродетелей».

«Бродячие псы» / реж. Цай Минлян, Франция, Тайвань.
Внеконкурсная программа «8 ½ фильмов»

Главный фаворит прошлого фестиваля в Венеции, получивший в итоге лишь Гран-при жюри. «Сюжет» фильма пересказать не решусь, пусть повествовательная передача останется на совести составителей каталога. Они профессионалы, им видней: «Отец с двумя детьми бродит по современному Тайбэю. Днем он зарабатывает гроши как человек-реклама роскошных квартир, а сын и дочь бродят по супермаркетам, питаясь на бесплатных дегустациях. Ночи семья проводит в заброшенном доме. В день рождения отца к ним присоединяется некая женщина. Может быть, она станет ключом к разгадке этой таинственной истории?»
Не станет. И не потому, что загадка чересчур глубока. Просто в каком-то смысле здесь вообще нет ни «тайны», ни конституирующей ее «истории». Вернее, Цай Минлян вводит нас в зону неопределенности между тайной и нетайной, между историей и неисторией. Что-то угадывается – распавшаяся семья, социальные неудачи, отчаяние и бесприютность. Но это «что-то» никак не желает собраться в «рассказ». Происходящее на экране не более (но и не менее) таинственно, чем бессловесные фрагменты чужих жизней, увиденных из окна застрявшего в пробке автомобиля. «Бродячие псы» – это кинематограф зримых следствий оставшихся за кадром причин, эффектов непроявленных сил, изображений вне объяснительной мощи языка. В том числе и «языка» собственно кинематографического – почти немой фильм выглядит настоящим восточным аскетом и в плане прочих «выразительных средств». Практически неподвижная камера, сверхмедленный ритм, сверхдлительные кадры, бьющие все мыслимые рекорды продолжительности. Так, например, в финале статичный кадр с молча стоящими героем и героиней тянется минут десять. (Для сравнения: по подсчетам киноведа Дэвида Бордуэлла, среднестатистический кадр в американских фильмах 1970-х годов – от 5 до 9 секунд, 1990-х – от 2 до 8 секунд). При этом никакого ощущения, что тебя, кривляясь, водят за нос, не возникает. Смотреть это кино, конечно, непросто. Но если досмотрите до конца, забудете не скоро.

«Путешествие на Запад» / реж. Цай Минлян, Франция, Тайвань.
Внеконкурсная программа «8 ½ фильмов»

Второй фильм «монашеской» серии. Странствующий буддийский монах идет по Марселю со скоростью один шаг в минуту. Минут в «Путешествии…» 56.
Если в описании фильма встречаются слова «медитативный», «гипнотический» и «завораживающий», то, как правило, это верный признак: кино смотреть не стоит. Потому как знаем мы эти «медитации». Либо какая-нибудь артхаусная чушь, «завораживающая» исключительно юных гуманитарных барышень, либо «гипнотический» призыв к дауншифтерам и прочим «бобо» взрыхлить хипстерским конверсом какой-нибудь уголок дикой природы, ими же еще не испоганенный. «Путешествие на Запад» – редкое и потому особенно приятное исключение. Все три прилагательных в самую точку и безо всяких кавычек. И вроде бы простор для интерпретаций – хочешь из Делеза, хочешь из «Абхидхармакоши» или «Да чэн ци синь лунь». Но здесь тот случай, когда никаких интерпретаций городить решительно не хочется. Предыдущий фильм серии, – вернее, даже не фильм, а 25-минутный визуальный перформанс «Идущий», где Ли Каншэн с той же скоростью двигался по Гонконгу – был снят для сборника короткометражек «Beautiful 2012». Концепция сборника выражалась вопросом: «Что такое красота?» Ну, вот это она самая и есть. Смотрите.

Также почитать