Поскольку я литератор, мне нужно каждый день марать бумагу. В те дни, когда я не пишу, мне нужно думать о том, что я напишу. Еще у меня занятия со студентами, работа над картиной, где я выступаю в качестве сценариста и сопродюсера. Там я вынужден заниматься всем: от постановочного проекта и кинопроб до съемочного процесса, монтажа, цветокоррекции и перезаписи. Работы хватает. Главное же для меня – выделять часы безделья и праздности, поскольку вне праздности литератор не существует, нет внутреннего художественного процесса. Все это довольно сложно, и, рассказывая об этом, я сам удивляюсь, как же все успеваю. На самом деле я ничего не успеваю, все происходит кое-как и как-то… За счет того, что бог Бог не убрал меня в 30 лет с этой земли, моя жизнь оказалось несколько длиннее, чем я предполагал, и поэтому я кое-что успел. Удовлетворяет ли меня это? Естественно, нет. Но за счет этого беспокойства и внутренней неудовлетворенности я и существую. Сколько еще лет или месяцев продлится мое битье хвостом об лед, если меня сравнить с рыбой, вытащенной из воды зимой, я не знаю. Еще какое-то время хвост постучит по льду, а там посмотрим.
★ ★ ★
К моему интимному кругу общения принадлежат буквально 2–3 человека, и всё. Я не веду светской жизни и пытаюсь не ходить на церемонии, где меня награждают, чем, конечно же, обижаю людей. Но просто я знаю, что если буду еще нести и светские обязательства и обязанности на себе, то явно погибну от психического заболевания и нервного стресса.
★ ★ ★
Мой идеал – раскрытые мозги и необязательное существование, которое никому не дает отчета. Это называется праздностью. У всего моего поколения, и у меня в частности, есть очень серьезная проблема. Я ощутил еще в конце восьмидесятых, что пишущие люди в России перестали играть какую-либо роль, поэтому в начале девяностых мне пришлось двигаться в смежные искусства, в частности в изобразительные, в кино, потому что кино хоть какую-то роль в обществе играет, а литература – нет. Шестидесятники избежали этого прозрения, а уж о более ранних поколениях и говорить нечего. Тогда Россия была логоцентричной страной, она во многом жила словами. Вследствие этого обнаружилось то, что я решил не социализировать себя как поэта, а ведь я прежде всего писал стихи. Как прозаика я тоже стараюсь себя не социализировать. Как кинематографист я себя не обозначаю, оставаясь некоей творческой единицей, которая может заниматься рядом вещей, связанных с разными жанрами искусства, не отдавая какому-либо предпочтения. Зрелость, да и юность, пришлась на диктатуру кинематографа и изображения, поэтому этому жанру пришлось отдать много сил.
★ ★ ★
Расскажу о наблюдениях последних двух месяцев. Я-то думал, что в своем почтенном возрасте я уже все о народе и себе знаю, но выяснилось, что это не так. Когда к нам отошел Крым, я услышал, как одна баба кричала через улицу другой, что Ближний Восток скоро будет русским, так, мол, по телевизору предсказал один экстрасенс. Я все-таки думал, что имперское чувство и гордость от сознания силы – это не стакан водки для всех нас, а стакан лимонада. А это оказался именно стакан водки. То есть это очень сильно дает по мозгам, и та операция, что была проведена в Крыму, пробудила целые пласты в характере народа, которым я раньше не придавал значения. Второе мое наблюдение – страх остается генетической доминантой русского человека. За счет страха, за счет кнопки, на которую можно нажать, в человеке можно вызвать, особенно в человеке среднего и старшего поколения, ту программу, которая необходима власти. Третье – свободолюбие славянства зависит от силы спецслужб. Если эта сила никак себя не проявляет, то наше свободолюбие на высоком градусе, но если спецслужбы переходят к активности – свободолюбие славянства сводится на ноль.
★ ★ ★
На самом деле большего унижения, чем то, которое мы испытываем за период реформ в последние четверть века, трудно себе представить. Россия не может жить без какой-то внятной позитивной целевой программы. Когда ее нет и все заменяется денежным эквивалентом, это самый сильный удар по русскости как таковой, при этом я не оцениваю русскость ни с положительной, ни с отрицательной стороны. За последние 25 лет была произведена удивительная селекция, которую мы недооцениваем. Мы думаем, что селекция была произведена за 70 лет советской власти. Да, это было. Исчезли целые классы, в частности крестьянство, которому положили конец в двадцатые годы – в период насильственной коллективизации. Об уничтожении интеллигенции я говорить не буду. Это общее место. Но процесс-то продолжился. И если тогда это было только началом селекции, то за последние четверть века она приобрела совершенно удивительные формы. На поверхность вышел образ, точнее тип, халявщика, который играет крутого парня. Он не имеет образования, не имеет базовых знаний, не имеет культуры, если под культурой понимать связи между людьми. Этот тип выращен за 25 лет силами прежде всего масс-медиа и телевидения. Если у нас случится некий националистический эксцесс, то его разожгут как раз те халявщики, которые изображают из себя крутых парней и в это верят. Слабый человек, который играет пивным животом и принимает свой жирок за мускулы. Он будет веселиться и гулять, пока ему не дадут по носу.
★ ★ ★
Для халявного мировоззрения ничего не может быть положительного, его нужно изолировать от общественной жизни. Делается это не так сложно. К телевидению и масс-медиа возвращается образовательная функция, от которой оно отказалось. Это одно слагаемое. Второе слагаемое – средняя школа и вообще образование начинают заниматься гуманитарными дисциплинами: историей и литературой, культурой в целом. Человек, знающий историю России, всегда будет патриотом хотя бы потому, что он столкнется с литературой Золотого, Серебряного века и прочим. Зная историю России, со всеми ее взлетами и падениями, страну начинаешь автоматически любить. И тип халявщика, для которого черное – черное, белое – белое, уходит. Жизнь сложна, и необходимо видеть оттенки цвета, только тогда начинаешь что-либо понимать.
★ ★ ★
Что такое реформа образования последних лет? Реформа образования сводится к тому, что вместо одной бумаги мы теперь готовим для отчета сто… Что касается всего остального, то ВГИК как был очагом творческого свободомыслия в советские годы, таким сегодня и остался. И сейчас мы пытаемся научить людей прежде всего думать. В отношении ремесла – ощущается недостаток методологии в преподавании (хотя бы) кинодраматургии. Сильная сторона американской школы кинопроизводства – технологичность. Я вместе со своими друзьями по кафедре пытаюсь эту технологичность вводить последние лет десять, заимствуя позитивный опыт зарубежных кино-школ. Но наши усилия разбиваются об отсутствие киноиндустрии в собственной стране. В той же Америке есть эта киноиндустрия, потому что они научились получать от собственных фильмов прибыль по всему миру. Деньги, затраченные на производство, возвращаются с приростом. У нас этого нет. Последний год был очень «удачным», целых три (!) картины принесли прибыль: «Сталинград», «Легенда № 17» и «Горько». Три из шестидесяти… Сами этому и давайте оценку. Проблема не только в отечественном прокате, но и в том, что бизнес-структуры в принципе не готовы к развитию кино и вообще любого искусства. Освободите от налогов тех, кто вкладывает деньги в культуру. Тогда ситуация изменится к лучшему.
★ ★ ★
Государство, естественно, имеет право на госзаказ, на «социально значимые картины», так было и всегда будет. Не в этом проблема. Проблема в том, что, кроме этих картин, скоро может не быть ничего, у государства нет денег и желания на «другое», оно заинтересовано в основном в патриотически-развлекательных фильмах. Это наш новый жанр. Самый востребованный на ближайшие 5–10 лет.
★ ★ ★
Любой киноклуб похож на религиозную секту, только вместо Христа или Иеговы центром мироздания являются Фасбиндер и Сокуров. Это слой людей, образующийся вокруг одного подвижника, который есть в любом городе. Этот подвижник-альтруист и создает систему мини-проката, аналогичную интернетовским ресурсам, которая заострена на сложные картины. И эти картины таким образом получают своего зрителя. Можно организовать прокат и по-другому. У нас гнобятся пиратские ресурсы в интернете, что, в общем, недальновидно. Можно брать за скачивание файла по 10–20 рублей – тем самым мы превратим пиратскую систему в продвинутую систему проката, где Дрейер, Сокуров, Ларс фон Триер имеют вес. Полученных денег должно хватить и правообладателям. Это можно сделать, но это тоже не делается.
★ ★ ★
У всех бывают трудные времена. Я помню в перестройку в учебной студии во ВГИКе снимались и озвучивались порнофильмы, но, слава богу, это прекратилось. Была полная нищета, и помещения сдавались в аренду каким-то пацанам, которые занимались изготовлением единственного по-настоящему востребованного жанра во всем мире.
★ ★ ★
Я смотрю все, что производится, потому что преподаю для молодых людей, а так как сам я уже не молод, то существует опасность консервации в собственном мире. Как мне сказал один очень крупный режиссер: «Я слушаю только Баха, потому что в каждый момент знаю, что будет в следующую секунду». Для меня это плохое состояние. Я, наоборот, когда пришел работать в институт, стал хотя бы бегло, но пролистывать книги, которые читают студенты, слушать Radiohead, Muse, Nirvana. Мне приходится смотреть всевозможные фильмы, даже те, которые мне не по душе. Я давно забил на телевидение, причем в международном плане. Но когда мне говорят: это клево, имея в виду ТВ-сериалы «Во все тяжкие», «Доктор Хаус», «Игра престолов» – я вынужден все это смотреть. Посмотрю хотя бы 2–3 серии, пойму фишку – и буду разговаривать с молодежью на равных. По поводу моих предпочтений в кино… У нас практически каждый молодежный дебют интересный. «Волчок» Сигарева, первая картина Хомерики, Гай-Германики, Хлебникова… Всего не перечислишь. Но на второй-третьей работе ребята скисают. Из среднего поколения я слежу за Звягинцевым. Из поколения тех, кто старше меня, я почти ничего не смотрю. Я внимательно слежу за Ларсом фон Триером. Например, «Меланхолия» замечательный фильм. Что касается последнего, то ничего хорошего о «Нимфоманке» я сказать не могу. Фон Триер – провокатор. И как любая отработанная система, провокация замкнута на себе и порочна. Произведение должно быть распахнуто. «Нимфоманка» мне скучна примитивизмом, но, по-видимому, я буду и впредь смотреть все, что этот человек делает, а вдруг выскочит что-нибудь живое?.
★ ★ ★
В 2000 году актер Рэйф Файнс захотел стать режиссером и попросил меня написать сценарий – экранизацию «Идиота». Я написал осовремененную историю Мышкина. Проект заморозили. Поменялся какой-то тренд, и Файнс переключился на другие проекты. Сейчас практически невозможна международная кооперация в кино из-за военных действий на Украине и из-за испуга Запада по поводу активности России. При этом за рубежом полно своих сценаристов – хороших, плохих и никаких. Все голодные. Там их пять тысяч только в одном Лос-Анджелесе. У меня друг уехал в Америку и работает на проекте Натали Портман. Она человек культурный, университетский. У нее проект следующий: перелопачивание мировой классики под вурдалаков и вампиров. Например, «Война и мир» под девизом: зомби наступают. Я не знаю, как до такого можно докатиться. Мой друг, кажется, работает на одном ее проекте, хочет заработать свой миллион, но боюсь, что не заработает ничего. Таким сценаристом я точно быть не хочу.
★ ★ ★
К ремейкам советских картин я отношусь как к интеллектуальному оскудению. Мы за время реформ могли бы накопить какой-то духовный капитал и идти в будущее не с ретроспекцией для пенсионеров. Все, что мы смогли сделать за 25 лет, это научиться вовремя выплачивать зарплаты бюджетникам. Спасибо и на этом, но все же хочется большего. Страна Россия, если можно так выразиться, это глобальный международный проект. Таким должно быть и наше кино. Сегодняшние ремейки вряд ли выйдут на международный рынок и будут вводить в состояние летаргии лишь отечественного зрителя.
★ ★ ★
Люди во ВГИК идут все те же, что и шли, когда я поступал в институт. Идеалисты, прагматики и те, что поступили случайно. И в группе из 20–30 человек сидит какой-то гений, который реализует себя в будущем, но во время учебы… Проявит ли себя? Непонятно. После окончания института ему еще надо 10–15 лет пропахать, а для этого нужно иметь характер, силу и несгибаемость, а они есть не у многих. Сейчас на дворе феминистическая эпоха, в чем как раз и отличие современности от семидесятых годов. Очень много девчонок. Их, конечно, сильно жалко, я с первого дня им говорю, что они пришли в кино, которое равно братской могиле, это очень жестокий мир, где нет никаких критериев, потому что доказать, мол, это искусство, а то – нет, невозможно. Мне еще Пригов говорил: никогда не спорьте с человеком, который о своем произведении говорит, что это великое искусство. Всегда с ним соглашайтесь и отвечайте: «Да, да, да, это великое искусство, только успокойтесь». Я так и поступаю.
★ ★ ★
В девяностых годах продавцы гвоздик вдруг скупили кинотеатры и сделали там салоны по продаже подержанных автомобилей. Затем это стало невыгодно, и они начали поглядывать на кино. Сейчас по сравнению с девяностыми сложилась система проката и система зрителя. Зритель сегодня молодой, который приходит в кино, чтобы весело провести время. На сложных картинах залы почти пустые. Чтобы зал был полноценным, нужно возвращать интернет-любителей кинематографа в кинозалы. Естественно, коммерческий успех трех последних российских картин, которые я упоминал выше, нельзя рассматривать со снобистского высока. Я рад, что «Легенда № 17» будит у молодежи патриотические чувства. Это весомый успех Коли Лебедева как режиссера. Однако я сам бывший хоккейный болельщик и знаю, как все это было на самом деле, как тот же Харламов фактически был убит, когда его не взяли в сборную «в воспитательных целях». Все трагическое и мне интересное осталось вне кадра этого фильма. А поскольку я не один, кто вместо легенды знает правду, то нам нужно еще и кино, которое будит мысль, а не только жонглирует фразой: «Русский немцу задал перцу». На тех, кто хочет думать, наш сегодняшний российский прокат не ориентирован вообще.
★ ★ ★
Естественно, я знаю современную поэзию. Знаю Родионова, Емелина, нескольких дам, начиная от Павловой и заканчивая более молодыми, которые пишут об оргазмах. Заниматься поэзией легко и приятно. Миллионы стихов написано. Из этих миллионов несколько сотен тысяч хороших. Человек, имеющий минимальную практику и вкус, может подделаться под любой стиль. Вследствие этого Россия по-прежнему страна поэтов. И это вызывает подозрение: почему их так много, «хороших и разных»? Вспоминаю опять же Пригова… Он как-то сказал мне незадолго перед смертью: «Я вас люблю, потому что вы не обозначаете себя как поэт. И я тоже не поэт, я вообще-то скульптор». Он слегка лукавил. Как литератор он пытался занять все возможные ниши, разливаясь, как вода в океане. И к чему это привело? Я сейчас спрашиваю студентов – Пригова знаете? Нет. Они не знают. Пригова не знают! Дмитрия Александровича!. О чем еще говорить? Я помню, как он рассказывал: звонок в дверь в 6 утра. На пороге папа с двумя детьми. Приехали из какой-то из Сибири, и все трое пишут про милиционеров, подделываясь под Пригова. Стали читать, и оказалось лучше оригинала. Бродского или Пригова – кого хочешь можно тиражировать до бесконечности, а можно и не тиражировать вообще. Собираются люди по десять человек в компании, один или два из них пишут стихи. Как при таком обилии текстов может существовать критерий мастерства? Думаю, что нет.
★ ★ ★
Есть теория, что сгнившая органика, в частности человеческое тело, дает земле то, что мы называем нефтью. На меня это произвело впечатление, и я написал стихотворение. Я не пытался сказать, что Россия живет только на ресурсах. Я имел в виду, что я, возможно, заливаю машину кровью своего деда, который во время Второй мировой войны умер от голода, когда его депортировали в Сибирь из Крыма в вагоне для скота. Поезд с зэками шел более сорока дней. Дед умер, а я его нефтяной кровью заправил бак «Мицубиси» и поехал на художественную выставку… Вот что страшно.
★ ★ ★
В инициативах Министерства культуры есть один нюанс. Этические проблемы подменяются бюрократической формулировкой и навязыванием «правды». То есть мы знаем, что такое нравственность, и заставим быть нравственными тех, кто с нами не согласен. Наша сегодняшняя идеология – Россия не Европа, это свой, особый мир. Православие, самодержавие, народность – сегодняшняя негласная триада, в которой нет самого главного – самодержавия. Без нее вся идеологема становится пустой. Поскольку я республиканец, то мне гораздо важнее, что Мединский дал небольшие деньги на два моих кинопроекта, за что и спасибо. По поводу же идеологических заклинаний и патриотизма… Отсутствие сыра пармезан не повергает меня в ужас. Я привык жить без пармезана. Документы вышестоящих товарищей о том, что мы должны быть нравственными, напоминают «моральный кодекс строителя коммунизма», я его изучал в средней школе и выработал в душе стоическое спокойствие. Можно пережить и это. У меня есть опыт жизни с деньгами и есть опыт жизни без денег. Для России второе крайне важно – учитесь жить без денег и без пустых надежд, тогда, я думаю, обязательно случится что-нибудь хорошее.