Лингвистическое образование сейчас в опасности. Если говорить о высшей школе, то здесь сокращаются и лекционные часы, и часы, отведенные на практические занятия по базовым гуманитарным дисциплинам. Например, для студентов-журналистов такой дисциплиной является «Современный русский язык», часы которой неуклонно сокращают. О каком тогда качестве образования можно говорить? Если взять школу, то там другая многолетняя боль – это Единый государственный экзамен по русскому языку: родную речь, язык – основу человеческого бытия – пытаются втиснуть в 40 тестов. 40 тестов – и все, больше ты ничего не должен знать и уметь, даже ответ свой объяснять не нужно, просто ставь крестик, как при ликбезе в 1920-е годы, когда неграмотные люди вместо подписи рисовали крестик. Я не хочу сказать, что после введения ЕГЭ сами студенты стали хуже. Я бы сказала так: студенты как ищущие люди, как люди, мотивированные на получение знаний, стали лучше, например, по сравнению с девяностыми годами, когда многим хотелось только одного – получить корочки. Но если говорить о школьной подготовке студентов, она стала хуже: уровень грамотности и знаний о русском языке гораздо ниже, чем раньше. К сожалению, наши первокурсники плохо знают даже падежи, а это, между прочим, программа начальной школы.

Что-то изменилось и в школьниках, и в студентах с точки зрения системы ценностей и приоритетов. Интерес к истории русского языка, происхождению слова, классическим литературным текстам необычайно силен. Видимо, молодежь начала понимать, что материальные ценности второстепенны и не являются залогом счастья, нужна духовная радость. Когда начинаешь рассказывать молодым о происхождении слова «победа», о том, как сформировалось современное значение глагола «быть» и какие у него «родственники» в русском языке, о важности слова «ведать», о том, как это связано с национальным самосознанием, как объясняет русского человека, это вызывает интерес. Раньше такого почти не было, поскольку молодежь была ориентирована скорее на получение материальных ценностей, а сейчас, по моим наблюдениям, после лихих девяностых и глухих нулевых, дети стали более или менее обеспечены. Вот и возникают вопросы: ты имеешь все, но счастлив ли ты? Можешь ли ты этой жизни радоваться? Именно гуманитарное образование может дать эту радость: если ты любишь поэзию, то тебе никакой кризис в обществе не страшен, никакая депрессия, достаточно открыть томик любимых стихов – и все, ты уже счастлив.

До 90-х годов ХХ века говорить о том, что мат запрещен в общественной жизни, было нонсенсом, это само собой подразумевалось. Мне казалось странным прийти, например, на лекцию и рассказывать очевидные вещи. В 90-х же все запреты сняли, настала всеобщая гласность и вседозволенность. К тому же для многих политиков обсценная речь была абсолютно естественной: ни для кого не секрет, что во власть в то время приходили нередко из криминала – из среды, где мат использовался не только как брань, а как естественное средство общения, заменяющее литературные слова и выражения. И вот тогда встал вопрос: если у нас политики так говорят, если появился интерес у режиссеров, писателей к этой лексике, может, тогда ее легализуем? Эта тема тут же стала притягательной, опасно притягательной, потому что был создан прецедент: говорить, рассуждать о мате. Для меня это не лингвистическая проблема, а этическая. Сейчас нужно действовать, предпринимать конкретные шаги по оздоровлению, очищению речи, ведь мы уже получили несколько поколений, разговаривающих матом, почему мы теперь должны бояться подобных запретов?

Еще лет десять назад я выступала перед учителями в Институте развития образования, и уже тогда мне было важно выразить свою основную позицию: мы стали писать гораздо больше и чаще, чем раньше. Лингвисты, учителя-словесники должны вздохнуть спокойно и порадоваться тому, что письменная речь наконец-то стала востребованной, появился Человек Пишущий. Я, например, помню своих школьных друзей-мальчишек, троечников, они ручку брали только на уроках в школе, закончив учебу, писать вовсе переставали. А ведь письменная речь – это прерогатива литературного языка, то есть высшей формы национального языка. И сейчас мы все в ней остро нуждаемся. Мы пишем тонны SMS, электронных писем, молодежь часами сидит в социальных сетях, иногда мы даже больше пишем, чем говорим. Поэтому ни о какой тотальной безграмотности речь идти не может. Другой вопрос в том, что в интернете есть свои законы письма, и предел нарушения норм, который мы можем себе позволить, пока не совсем ясен. Но я уверена, что жители Сети в конце концов придут к осознанной необходимости писать правильно, потому что безграмотная речь как минимум раздражает и, что, пожалуй, самое важное, провоцирует неточности – вспомните классическое «казнить нельзя помиловать».

Мне хотелось бы, в идеале, чтобы наши студенты занимались наукой. Я всегда смотрю на студенческую аудиторию как на потенциальных исследователей русского языка и никогда не скрываю этого. Не знаю, как студенты к этому относятся, может, считают меня фантазеркой. Но если я вижу тему, которую мало исследовали, я говорю: так, это тема для диссертации, ею еще никто не занимался. Вы можете за нее взяться, вы можете сказать свое слово в науке.

Когда я получаю деловые письма и вижу в них ошибки, меня, конечно, это раздражает, и на основе этого у меня формируется отношение к человеку. Если ошибки я вижу в электронной переписке, например, с другом, то к ним у меня более терпимое отношение, ведь бывает, что человек торопился, описался. В электронной речи сейчас формируются собственные нормы: и графические, и пунктуационные. Я даже по себе замечаю, что нередко начинаю предложения с маленькой буквы или не слежу за абзацным отступом, если это частная переписка. То есть я более свободна в том, чтобы сделать текст коротким – здесь лишний политес в оформлении неуместен, ведь такая переписка должна имитировать устное общение, непринужденное и более скоростное.

Социально-просветительский проект «Грамотный Нижний» – это инициатива филологического факультета ННГУ. Цель – создание единого культурного пространства, в котором каждому, кто обеспокоен состоянием русского языка в целом и в частности своей личной речевой культурой, будет оказана помощь со стороны специалистов. Это наш ответ на социальный заказ общества, которое чувствует необходимость в повышении речевой культуры. В рамках проекта мы планируем провести множество акций, например, одна из них – «Готовимся к Тотальному диктанту». Кроме того, с апреля работает Служба экстренной лингвистической помощи: у нас есть электронный ящик gramotnynizhnij@yandex.ru, куда каждый житель города и области может в любое время обратиться с вопросом, связанным с языком. И нам уже пишут! Большинство запросов связано с правописанием, несмотря на то что сейчас есть Word, который вроде бы должен выделять ошибку. На самом деле все понимают, что текстовый редактор не может распознать всё. На втором месте по частотности вопросы, связанные с грамматикой, – падежами, склонением. Например, был такой вопрос: как склонять составные вьетнамские фамилии, все части или только последнюю? Однажды пришло письмо без вопроса, но с благодарностью: молодой человек по имени Георгий написал, что пока не знает, о чем спросить, но ему настолько понравилась эта идея – экстренная помощь лингвиста, что он ее поддерживает, приветствует и благодарит авторов. Тема письма была обозначена так: «Радостная».

Идеальный студент для меня – это человек с нестандартным мышлением, который выслушает, поблагодарит, у которого загорятся глаза, но он пойдет и начнет все перепроверять, будет искать и сомневаться. Это ищущий человек. И такие студенты есть. Сейчас на лекциях очень интересная атмосфера наблюдается: стоит тебе сказать какую-то новую, с точки зрения студенческой аудитории, вещь – и, как вы думаете, что они начинают делать? Они начинают сразу же «гуглить», проверяют, то ли я сказала. Это очень радует. Главное, что есть отклик: эмоциональный, душевный, интеллектуальный.