"Один мой день в русском концертном минивэне"
Музыкальный обозреватель «Селедки» лидер группы «иллинойз» Саша Филиппова гастролирует
Все знают, как заведено в мире животных и рок-команд – после тура группа возвращается домой в состоянии бескрайней эйфории, похожей на внезапное северное сияние над средней, средненькой такой полосой Российской Федерации. К утру сияние проходит, но коллектив артистов еще какое-то время живет яркими воспоминаниями – тут классно нырнули со сцены, здесь стошнило прямо на МКАД, на том концерте сыграли лучше всех, а после удачно вписались в квартиру улучшенной планировки, где на кухне были щи и блейзер. Группа выкладывает фотодневник тура, орет спасибо, кидает зиги любви фанатам – в общем и целом получает заряд бодрости на месяц жизни вперед. Потом будет посттуровая депрессия, скобка-улыбка.
Группа «иллинойз» не дура, она знала, что если обрадоваться концерту слишком сильно, то по возвращении домой будет очень больно. В этот раз мы решили обмануть всех – и поехали в тур уже в депрессии. Мы исключили Москву из концертных точек, и там остался один Санкт-Петербург – единственный пункт в пространстве, 1200 туманных километров туда, 1200 дождливых километров обратно.
Медленно округлялась пятница; мы мрачно собирались. Желтый Volkswagen Transporter нашего верного водителя Жени ел гитару за гитарой, следом в нем исчезали молодые люди и девушки. У нас не было 2 пакетов травы, 75 таблеток мескалина, 5 упаковок кислоты, полсолонки кокаина и целого множества транквилизаторов всех сортов и расцветок, а также текилы, рома, ящика пива, пинты чистого эфира и амилнитрита. У нас была депрессия.
Нас было на два человека больше обычного – мы внезапно обрели директора Олю и фотографа Улю. Директор Оля быстро разобралась в правилах игры: она сердилась из-за сложного маршрута, который выстроил Женя, ей не хотелось петлять по телу родины, ей совершенно не улыбались города Иваново, Череповец, Вологда и мы. Без слов мы поняли, что Оля нам подходит.
Уля ломала правила. За день до выезда она написала пост-катастрофу о том, как любит всех и всякого, кто ее окружает, собрав тем самым немыслимое для независимого фотографа количество лайков; Уля была переполнена эндорфинами, улыбалась чаще всех и, кажется, была готова ехать с нами хоть в Улан-Батор. Мы напряженно терпели ее оптимизм, делали ставки, как скоро родится пост про тотальную ненависть, и стояли в пробке на выезде из Нижнего, теряя второй час. Естественное раздражение мы испытывали и от того, что забыли купить алкоголь; только Уля светилась во мраке минивэна со своей личной бутылкой белого. Заглушив мотор прямо на железнодорожных путях, сокрушаясь и споря, мы пытались решить, в каком из ближайших окраинных мини-маркетов можно попробовать удачи. Извиняясь за неудобство, приближалась электричка, мы нехотя сдали назад.
В лунном сиянии провыла пристанционная собака; капля крови капнула с молодой Луны на только что выпавший снег. Мы засекли мини-маркет и высыпали из минивэна с прытью негритянской семьи Джексон, только что узнавшей, что младший сын стал богат и знаменит. Темпранильо, кьянти, вальполичелла – в богом и налоговой забытом мини-маркете где-то в районе Дубравной никогда не произносили названия итальянских вин так утонченно, предпочитая мат-роковые формулировки «мне красное сухое за 330». Пиршество венчала пицца «Спар» – старая склочница, слепленная из остатков воспоминаний о походе в лес в 1997-м.
Господи, как стало хорошо. Мы забыли про депрессию, предали рок-н-ролл, не брали звонки Ксюшиной мамы. Общий километраж взаимоуважения и добра составил 214 километров, четкое расстояние от Балахны до Иваново. Директор Оля втянулась в битву интеллектов, пытаясь общаться словами исключительно на букву «пэ», Ксюша стала Псюшей, а Уля Пулей, Женины бортовые самописцы зафиксировали изобретение нового музыкального стиля «диантвурд арбенина». От ежеминутных взрывов хохота по лобовому стеклу фольксвагена, подобрав юбки, побежала трещина. Мы пронеслись сквозь одноместное село с единственным живущим там дедом, сняли фильм про комнату с окнами вместо стен, позвонили Ксюшиной маме из села Сеськи, а последняя фотография в моем телефоне протегировала местоположение деревней Пестяки. Дальнейшее представляется мне и многим смутно, я лишь помню свое ощущение перед провалом в сонную лощину. Мы несемся на огромной скорости в черное ничто, мои коллеги-артисты вырублены – я закрываю глаза, обнимаю подголовник кресла перед собой и представляю себе, как верхом на ядре несусь в космос сквозь слои атмосферы.
Кажется, что в этом и заключается один из важнейших кайфов любого концертного выезда – перестать существовать. No suicidal tendencies – кайф просто в том, чтобы перестать быть точкой, прибитой к карте и обстоятельствам, работе и выходным. Ты просто несешься ночью вперед по очень плохой дороге, схватившись за подголовник, немного не в себе, потому что ты действительно немного не в себе. Чистый эфир.
Оставшиеся десять часов до Петербурга превратились в сто, остановки сократились и поскучнели, на дорогу перестали выбегать лисята. Ни одного лося, ни одной красивой фотографии с лосем. В придорожных кафе телевизоры с Обамой и старые трупы тефтелей. Туалеты из досок, зато с резными линолеумными «М» и «Ж». Все обосрано. Русская пустота соприкасается рукавами с русской красотой – совершеннейшая запущенность инфраструктуры с потрясающей природой по ту и эту стороны трассы. Величественные разливы рек, топящие все в низинах, неаккуратные лесные проборы, верхушки лиственниц, по которым всегда хочется провести ладонью, безукоризненная стройность ельников и сосен. От всего этого заряжаешься естеством и прозрачностью, которые так нужны по утрам после шумных ночей и больших назойливых городов с их «возьми трубку, сходи на работу, заплати банку». В том числе и по этой причине я всегда возвращаюсь в город сбитая с толку, что мне тут делать дальше.
★ ★ ★
Мы добрались до Петербурга практически к выходу на сцену и уехали домой уже в 6 утра. Лучший план конкурса абсурдных концертных выездов уходит в анналы с пометками «зачем» и «хихи».
★ ★ ★
«Маленькая мисс Счастье» – есть такой потрясающий фильм про семью Гувер. Мать семьи, дымящаяся женщина на грани нервного срыва с вечной сигаретой; отец семейства Гувер, разработчик теории успеха, которая не работает в принципе; сын-подросток, давший обет молчания; дедушка – кокаиновый наркоман, любитель сальных шуток; брат жены, брошенный гомосексуалист и известный литератор, и маленькая девочка, влюбленная в конкурсы красоты. Весь фильм семья пытается добраться до конкурса красоты, чтобы маленькая девочка смогла принять там участие – в дороге дедушка умирает от передозировки, отец лишается средств к существованию, сын не выдерживает и орет FUCK, посвящая это всем своим родственникам. Девочка попадает на конкурс и, повергая всех в шок, исполняет стрип-данс под песню Can’t Touch This, как и завещал ей дедушка-наркоман.
Сюжет этого фильма очень точно передает общий фон содружества людей, собирающихся под одной желтой крышей транспортера под именем «иллинойз».
Группа «иллинойз» не дура, она знала, что если обрадоваться концерту слишком сильно, то по возвращении домой будет очень больно. В этот раз мы решили обмануть всех – и поехали в тур уже в депрессии. Мы исключили Москву из концертных точек, и там остался один Санкт-Петербург – единственный пункт в пространстве, 1200 туманных километров туда, 1200 дождливых километров обратно.
Медленно округлялась пятница; мы мрачно собирались. Желтый Volkswagen Transporter нашего верного водителя Жени ел гитару за гитарой, следом в нем исчезали молодые люди и девушки. У нас не было 2 пакетов травы, 75 таблеток мескалина, 5 упаковок кислоты, полсолонки кокаина и целого множества транквилизаторов всех сортов и расцветок, а также текилы, рома, ящика пива, пинты чистого эфира и амилнитрита. У нас была депрессия.
Нас было на два человека больше обычного – мы внезапно обрели директора Олю и фотографа Улю. Директор Оля быстро разобралась в правилах игры: она сердилась из-за сложного маршрута, который выстроил Женя, ей не хотелось петлять по телу родины, ей совершенно не улыбались города Иваново, Череповец, Вологда и мы. Без слов мы поняли, что Оля нам подходит.
Уля ломала правила. За день до выезда она написала пост-катастрофу о том, как любит всех и всякого, кто ее окружает, собрав тем самым немыслимое для независимого фотографа количество лайков; Уля была переполнена эндорфинами, улыбалась чаще всех и, кажется, была готова ехать с нами хоть в Улан-Батор. Мы напряженно терпели ее оптимизм, делали ставки, как скоро родится пост про тотальную ненависть, и стояли в пробке на выезде из Нижнего, теряя второй час. Естественное раздражение мы испытывали и от того, что забыли купить алкоголь; только Уля светилась во мраке минивэна со своей личной бутылкой белого. Заглушив мотор прямо на железнодорожных путях, сокрушаясь и споря, мы пытались решить, в каком из ближайших окраинных мини-маркетов можно попробовать удачи. Извиняясь за неудобство, приближалась электричка, мы нехотя сдали назад.
В лунном сиянии провыла пристанционная собака; капля крови капнула с молодой Луны на только что выпавший снег. Мы засекли мини-маркет и высыпали из минивэна с прытью негритянской семьи Джексон, только что узнавшей, что младший сын стал богат и знаменит. Темпранильо, кьянти, вальполичелла – в богом и налоговой забытом мини-маркете где-то в районе Дубравной никогда не произносили названия итальянских вин так утонченно, предпочитая мат-роковые формулировки «мне красное сухое за 330». Пиршество венчала пицца «Спар» – старая склочница, слепленная из остатков воспоминаний о походе в лес в 1997-м.
Господи, как стало хорошо. Мы забыли про депрессию, предали рок-н-ролл, не брали звонки Ксюшиной мамы. Общий километраж взаимоуважения и добра составил 214 километров, четкое расстояние от Балахны до Иваново. Директор Оля втянулась в битву интеллектов, пытаясь общаться словами исключительно на букву «пэ», Ксюша стала Псюшей, а Уля Пулей, Женины бортовые самописцы зафиксировали изобретение нового музыкального стиля «диантвурд арбенина». От ежеминутных взрывов хохота по лобовому стеклу фольксвагена, подобрав юбки, побежала трещина. Мы пронеслись сквозь одноместное село с единственным живущим там дедом, сняли фильм про комнату с окнами вместо стен, позвонили Ксюшиной маме из села Сеськи, а последняя фотография в моем телефоне протегировала местоположение деревней Пестяки. Дальнейшее представляется мне и многим смутно, я лишь помню свое ощущение перед провалом в сонную лощину. Мы несемся на огромной скорости в черное ничто, мои коллеги-артисты вырублены – я закрываю глаза, обнимаю подголовник кресла перед собой и представляю себе, как верхом на ядре несусь в космос сквозь слои атмосферы.
Кажется, что в этом и заключается один из важнейших кайфов любого концертного выезда – перестать существовать. No suicidal tendencies – кайф просто в том, чтобы перестать быть точкой, прибитой к карте и обстоятельствам, работе и выходным. Ты просто несешься ночью вперед по очень плохой дороге, схватившись за подголовник, немного не в себе, потому что ты действительно немного не в себе. Чистый эфир.
Оставшиеся десять часов до Петербурга превратились в сто, остановки сократились и поскучнели, на дорогу перестали выбегать лисята. Ни одного лося, ни одной красивой фотографии с лосем. В придорожных кафе телевизоры с Обамой и старые трупы тефтелей. Туалеты из досок, зато с резными линолеумными «М» и «Ж». Все обосрано. Русская пустота соприкасается рукавами с русской красотой – совершеннейшая запущенность инфраструктуры с потрясающей природой по ту и эту стороны трассы. Величественные разливы рек, топящие все в низинах, неаккуратные лесные проборы, верхушки лиственниц, по которым всегда хочется провести ладонью, безукоризненная стройность ельников и сосен. От всего этого заряжаешься естеством и прозрачностью, которые так нужны по утрам после шумных ночей и больших назойливых городов с их «возьми трубку, сходи на работу, заплати банку». В том числе и по этой причине я всегда возвращаюсь в город сбитая с толку, что мне тут делать дальше.
★ ★ ★
Мы добрались до Петербурга практически к выходу на сцену и уехали домой уже в 6 утра. Лучший план конкурса абсурдных концертных выездов уходит в анналы с пометками «зачем» и «хихи».
★ ★ ★
«Маленькая мисс Счастье» – есть такой потрясающий фильм про семью Гувер. Мать семьи, дымящаяся женщина на грани нервного срыва с вечной сигаретой; отец семейства Гувер, разработчик теории успеха, которая не работает в принципе; сын-подросток, давший обет молчания; дедушка – кокаиновый наркоман, любитель сальных шуток; брат жены, брошенный гомосексуалист и известный литератор, и маленькая девочка, влюбленная в конкурсы красоты. Весь фильм семья пытается добраться до конкурса красоты, чтобы маленькая девочка смогла принять там участие – в дороге дедушка умирает от передозировки, отец лишается средств к существованию, сын не выдерживает и орет FUCK, посвящая это всем своим родственникам. Девочка попадает на конкурс и, повергая всех в шок, исполняет стрип-данс под песню Can’t Touch This, как и завещал ей дедушка-наркоман.
Сюжет этого фильма очень точно передает общий фон содружества людей, собирающихся под одной желтой крышей транспортера под именем «иллинойз».
