Свою первую книжку я написала, когда мне было 26 лет, и ее успех многократно превзошел все мои ожидания. Я была морально не готова к тому, что появится страшно много людей, которым я интересна. И это, в общем-то, стрессирует, нарушает баланс и равновесие. Довольно сложно оставаться в объективных отношениях с реальностью, когда большое количество людей считает, что ты умный; и спрашивают тебя, как какого-то гуру, задают разные философские вопросы про любовь и смысл жизни. Поэтому-то я хочу пойти учиться в хорошую магистратуру, ведь очень важно не быть самым умным парнем в комнате, никогда и нигде. Мне в значительной степени повезло – я пришла в бурно развивающуюся область, научную журналистику, еще семь лет назад, когда тут почти ничего не было, поэтому-то и достигла для своего возраста значительных успехов и вхожу сейчас, наверное, в десятку самых известных научно-популярных журналистов России. Сейчас мне хочется немножко поменять сферу деятельности, попасть туда, где я вовсе не достигла никаких выдающихся результатов, где я просто девочка как девочка и могу заниматься делом, ни на что не отвлекаясь. Понятно, что народ в магистратуре, скорее всего, будет знать, что я – та самая Ася Казанцева, написавшая книжку, которая получила премию «Просветитель». Но это не будет иметь прямого отношения к делу. Мне все равно нужно будет участвовать в конкретной исследовательской деятельности, сдавать экзамены, и если я, допустим, не буду помнить, какие нейронные связи есть у гипоталамуса с другими отделами мозга, то мне никак моя книжка не поможет, двойку все равно поставят. Это очень успокаивает.
★ ★ ★
Моя новая книжка, которая выйдет в феврале, называется «В интернете кто-то не прав. Научные исследования спорных вопросов». Она посвящена лженауке и делится на три части: про медицинские холивары, научные холивары и социальные. Когда ты занимаешься популяризацией, ты всегда балансируешь между разными возможными уровнями погружения. Если ты хочешь, чтобы читатели поняли, откуда у тебя взялась уверенность, например, в том, что прививки делать надо, полезно рассказать, как работает иммунитет, почему, для того чтобы сформировать приобретенный иммунитет, требуется время, какие конкретно клетки там взаимодействуют и почему нужно восемь–десять дней, для того чтобы научиться вырабатывать антитела. Это молекулярная история, довольно длинная и сложная. И когда зарываешься в какую-то живую лженауку, то приходится этот баланс смещать достаточно сильно в сторону деталей и подробностей, потому что есть какие-то очевидно бредовые лженауки, как какое-нибудь лечение керосином или мочой, где необязательно объяснять, почему это бред. А бывают вещи удивительно живучие, типа того же антипрививочного движения, ведь там какие-то отдельные кусочки полуправды обычно бывают, типа того что когда-то в середине XX века в прививках использовали слишком много консервантов и они вызывали побочные эффекты. Все так и тянется с тех пор. Можно, конечно, просто заявить, что прививки не вредны, но тогда это будет очень похоже на игроков с другой стороны, которые просто заявляют, что прививки вредны. Если разбираться, то занудство неизбежно. Я честно предупреждаю читателей в предисловии, что самые сложные фрагменты можно пролистывать.
★ ★ ★
В научно-популярной журналистике важна обратная связь – это эффективный способ повлиять на понравившегося автора. Мне, например, каждый раз, когда кто-то покупает мою книжку, в бумажном виде или на «ЛитРесе», зачисляется немножко денег. В итоге получается, что время от времени на карточку падает заметная сумма, несколько десятков тысяч рублей, и это показывает и мне, и издателям, что, кажется, моя книжка нужна. На эти деньги я могу некоторое время покупать еду и иметь возможность писать вторую книжку. Если человеку понравилась лекция, он может упомянуть про нее в блоге, и это повысит вероятность того, что организаторы увидят и привезут этого лектора снова. Ужасно важно, если вам что-то нравится, говорить об этом.
★ ★ ★
Я всеми силами отмазываюсь от научной журналистики, которая не связана с медициной и биологией. Как-то я работала редактором новостной ленты про российскую науку вообще. Там нужно было регулярно писать и редактировать новости по физике, и это было ужасно. Я сбежала оттуда через полгода, потому что у тебя нет никаких инструментов, позволяющих отличить – чушь ты пишешь или не чушь. Сложно, плохо, противно и бессмысленно писать тексты на темы, в которых ты ничего не понимаешь.
★ ★ ★
ГМО-фобия – это какая-то особенно бредовая и бесперспективная история с особенно ужасными последствиями. Сейчас в больших количествах вводятся законопроекты, в которых предлагается вообще запретить развитие разных биотехнологий. И это чистая безграмотность, абсолютно ни на чем не основанная. У меня в книжке есть глава, в которой я сильно взъелась на органическую еду, потому что как раз польза и безопасность органической еды сильно преувеличена. Мне просто обидно. Вы знаете, сколько людей погибло в мире от генетически модифицированных продуктов? Нисколько. А органическими продуктами регулярно кто-нибудь травится. И, тем не менее, когда продавец в магазине вам хочет что-нибудь продать, он произносит с придыханием: «Оно органическое!» Когда мне так говорят, я воспринимаю это как завуалированное: «Я считаю, что вы идиот и ничего не понимаете».
★ ★ ★
Если бы мы говорили год назад, я бы сказала, что все с научной журналистикой отлично, она развивается и цветет бурным цветом. Но полгода назад случилось закрытие фонда «Династия», который объявили иностранным агентом. Это довольно смешная история с точки зрения несоответствия не то что духу, но даже букве этого несчастного закона об иностранных агентах. С точки зрения закона организация может быть признана иностранным агентом, если она, во-первых, получает деньги от иностранных государств, а во-вторых, занимается политической деятельностью. Иностранными деньгами были признаны проценты с капиталов Зимина, которые хранятся за границей, но, насколько мне известно, российский Стабфонд тоже находится за границей, то есть Россия сама по себе тоже иностранный агент. Политической деятельностью было признано то, что «Династия» профинансировала в другом фонде, «Либеральная миссия», семь научно-популярных лекций по политологии. Атака на «Династию» – это бешеная и дикая в своей абсурдности акция, целью которой, видимо, было показать, что никому эта ваша научная журналистика здесь не уперлась. Это совершенно естественно, потому что когда вы интересуетесь научной журналистикой, то у вас, среди прочего, развивается критическое мышление и склонность перепроверять факты. То есть если строить конспирологические теории, то, возможно, «Династию» прикрыли за газету «Троицкий вариант», которую она поддерживает. А ту, в свою очередь, возненавидели за статьи про «Математику выборов», потому что на всех этих московских протестах среди прочих был очень популярен лозунг: «Чурову не верим, верим Гауссу» и плакаты про «гребенку Чурова». Там было смешно: брали совершенно официальные данные, смотрели процент голосов людей, которые проголосовали за «Единую Россию» на каждом участке, и обнаруживали замечательные круглые цифры. Если бы это были естественные процессы, то на одном участке был бы 81 %, на другом 89,5 %. В опубликованных цифрах были очень красивые 80, 90 и 100 %. Если построить график, получалась такая «гребенка Чурова» с всплесками на всех круглых числах, и было совершенно очевидно, что результаты выборов фальсифицированы. Но заметить такую вещь и построить такой график мог человек, который интересуется научным методом, привык анализировать данные. Воспринять эту информацию были способны люди, привыкшие читать научпоп. С этой точки зрения – да, научная журналистика вредна, если государство хочет удерживать власть такими методами.
★ ★ ★
Мои литературные вкусы незамысловаты: Вера Полозкова, Макс Фрай, Стругацкие. Мне вообще нравится то, что культивирует правильные ценности. Например, из последнего на меня очень большое впечатление произвел фильм «Марсианин». Он хорош тем, что показывает: если ты много работаешь и много учишься, то у тебя все будет хорошо. Это важный месседж.
★ ★ ★
Я стараюсь не отказывать, когда меня зовут в какие-то города с лекциями. Только Петербургу отказываю регулярно, потому что я там прожила на десять лет больше, чем следовало бы. Там я родилась, выросла и жила до 24 лет, хотя уже с 14, с момента, когда я впервые поехала автостопом до Москвы, я хотела переехать в столицу. И все эти десять лет мне мешала какая-то ерунда: то работа, то любовь, то университет.
★ ★ ★
Работа в Москве – это то, чего мне не хватало всю мою жизнь. Это очень интересная история, за гранью того, что может объяснить понятная мне нейробиология, про чувство потока. Про то чувство, которое, как я думаю, заставляет птиц зимой лететь на юг, чувство, что ты нашел свое место, и поэтому ты должен быть именно там. У меня какая-то удивительная связь с Москвой, которую сложно объяснить рационально: там мне комфортно настолько, насколько всегда было плохо в Петербурге. Одно пребывание в московском метро делает меня счастливой, потому что я чувствую себя эритроцитом в кровеносной системе, я чувствую, как у Москвы круглосуточно бьется сердце. Москва сама по себе дает ощущение осмысленности жизни, и я ненавижу из нее уезжать. Как всякий понаехавший неофит, я ужасно боюсь, что она кончится, вот я от нее отвернусь, приеду, а ее нет. Поэтому больше всего в этих поездках я люблю возвращаться домой, и мне кажется, что воплощение счастья – это аэроэкспресс из Шереметьева на Белорусский вокзал.
★ ★ ★
Просматривать комментарии в интернете к своим выступлениям очень вредно. Ты читаешь какую-нибудь крутую лекцию, тебе кажется, будто ты молодец, потом заходишь в комментарии к видео, а там подряд десять сообщений про то, что ты тупая п…а. И если бы я была еще немножко моложе и трепетнее, это могло бы меня деморализовать, я бы могла подумать, что это отражает какую-то настоящую реальность, широкая общественность считает, что ей все это не нужно. На самом деле, конечно, хорошо, что сейчас есть интернет и я росла в те времена, когда он уже был. Ты привыкаешь к тому, что твои действия всегда могут кому-то не нравиться, и именно эти люди наиболее активно об этом пишут и говорят. Чаще всего бывают претензии, что я не веду свои научные исследования. Да, у меня такая профессия: не вести научных исследований, а пересказывать чужие. Бывают люди, которых возмущает мой гендер, возраст, чистота крови. Вообще по-хорошему это все не надо читать, и если бы я была человеком просветленным, я бы этого совсем не делала.
★ ★ ★
Почти под каждым моим видеовыступлением есть несколько замечаний о том, что у меня плохая дикция. Ну… Да, действительно, у меня плохая дикция, я это осознаю, это плохо. Это следствие того, что я никогда в жизни себя не готовила ни к каким публичным выступлениям и не видела своего будущего в этой области. Книжку я написала для того, чтобы склеить мальчика, книжка вдруг стала знаменитой, а меня стали звать на лекции, и довольно глупо от этого отказываться, если народ приходит и слушает. И было бы немножко странно, если бы меня пригласили выступить, а я бы сказала организаторам: вы знаете, я не пойду, мне плохие комментарии на YouTube пишут. Я ходила к логопеду полтора года. Меня за это время научили произносить букву «р» в принципе, но если бы я все вр-р-ремя стала бы ее прр-р-роизносить, я бы все вр-р-ремя р-р-разговар-р-ривала бы так. И воспринимать это было бы сложнее, чем то, как я на самом деле говорю. Плохо, когда ребенка не отправляют к логопеду в детстве, у меня вообще много вопросов к моей маме, которая исповедует идеологию: «Если ребенку понадобится, он потом сам сделает». Это не очень правильный подход и глубоко ошибочный с точки зрения физиологии, потому что есть вещи, которые в детстве сделать гораздо проще и быстрее, чем во взрослом возрасте. Я, в принципе, держу исправление дикции в голове в списке задач, но пока не ставлю это в приоритет, потому что, мне кажется, есть задачи более важные, например, написать вторую книжку. Я думаю, что от нее пользы обществу будет больше, чем от того, что я еще три года буду ходить к логопеду.
★ ★ ★
Я вообще человек довольно односторонний. Я жила в не очень обогащенной среде, у моей мамы четверо детей, которыми она довольно мало занималась. Не знаю, чего бы я в жизни добилась, если бы мне не повезло попасть в хорошую школу. Там я поняла, что многие люди вокруг вообще-то умные, и мне предстоит очень много учиться, чтобы как-то это наверстать. Потом этот шок усугубился в университете, где все дети, в развитие которых родители вкладывались, были гораздо круче меня во всех отношениях. Поэтому следующие десять лет мне пришлось очень много работать, чтобы догнать своих сверстников. Сегодня я их более или менее догнала и немножко успокоилась.
★ ★ ★
Меня позвали работать в журнал «Здоровье», для того чтобы я сделала издание научно-популярным, но довольно скоро выяснилось, что менять журнал нужно, но как-нибудь так, чтобы в нем ни в коем случае ничего не изменилось. Нельзя уходить от обложек с барышнями, потому что это привлекает рекламодателей, нельзя толком менять состав авторов и редакторов, потому что я склонна набирать больно умных, и мы можем потерять часть аудитории, например домохозяек. Когда журнал – это просто бизнес, и под ним нет никакой идеи, то он выстраивает не вполне здоровые отношения с рекламодателями, прогибается под них до такой степени, что теряет свой облик. Из-за того что закон запрещает рекламировать рецептурные препараты, практически все научно-популярные журналы о медицине живут за счет рекламы гомеопатии. Поэтому когда ситуация на рынке благоприятная, ты просто не можешь писать о том, что гомеопатия не работает, а когда она становится неблагоприятной, ты еще и должен в обязательном порядке писать, что она работает. Там было много идеологических разногласий с владелицей журнала, но решающий конфликт случился, когда мой друг и коллега Саша Панчин написал статью по научным публикациям о том, что эффективность рефлексотерапии крайне сомнительна и в подавляющем большинстве исследований эффект от рефлексотерапии не выше эффекта плацебо. Мы собирались эту статью опубликовать, и ее сняли из номера в последний момент, потому что наметился рекламодатель на эту тему, да и начальство считало, что рефлексотерапия прекрасно работает. Мне объяснили, что если бы я была хорошим редактором, я бы учла разные точки зрения и опубликовала статью Саши с комментарием рефлексотерапевта о том, что все научные исследования – это фигня, а рефлексотерапия – мудрость предков и так далее. Но я не захотела быть хорошим редактором и написала заявление об уходе.
★ ★ ★
Одна из фундаментальных проблем научной журналистики – это агитация для своих. Основной аудиторией являются люди, которые бы и без научной журналистики не пропали. Человек, который слушает умную лекцию на «ПостНауке», пошел бы и почитал английскую «Википедию», если бы «ПостНауки» не было. В значительной степени научная журналистика занимается просвещением тех, кто и при других условиях сам бы себя просветил. В этом смысле важно постоянно осваивать новые форматы, вовлекать в орбиту научной журналистики тех, кто раньше не имел к ней активного интереса. Я думаю, что мне дали премию «Просветитель» именно потому, что книжка может способствовать этой задаче. Биолог не найдет в ней для себя ничего нового, но зато она хороша в качестве первой книжки для человека, который раньше вообще не знал, что научпоп существует. Как раз поэтому я в своих книжках стараюсь очень часто ссылаться на коллег, чтобы показать, что научпопа очень много, а я тут просто на краешке.
★ ★ ★
Я очень счастлива в своей профессии, мне сказочно повезло, что я догадалась, что заниматься научной журналистикой возможно. У меня нет внятных идей, чем еще можно было бы заниматься, потому что мы с моей профессией очень хорошо друг другу подходим. Это история про любовь и про моногамию. Про то, что моногамия плоха, когда она насаждается сверху, какими-то церковными догмами и прочим, но хороша, когда удалось найти подходящего человека. С тех пор, как в 2012 году я влюбилась в своего будущего мужа, меня ни один новый мальчик не заинтересовал – не потому, что у меня какие-то там моральные нормы, а просто потому, что у меня очень клевый муж. Похожие отношения у меня с научной журналистикой: я ей пока верна, хотя думаю посмотреть в сторону науки, но это только для наращивания своих профессиональных скиллов. Как бы много мы не говорили о том, что человек сам выбирает свою судьбу, этот процесс все равно не всегда формализуемый, и не всегда современная нейробиология может объяснить это рационально, остается место для чего-то интуитивного, для этого чувства потока. Иногда в жизни внезапно происходят такие вещи, когда ты понимаешь, что ты должен делать. Если услышать этот поток и в нем двигаться, все будет хорошо, потому что сама среда тебе помогает, обнимает, как перчатка, и толкает в правильном направлении. Хотя это и не очень научно.