Зимой у города появляется дополнительное пространство – застывшие ледяные равнины Оки и Волги. Большинство жителей миллионника и не замечает, что реки, которые оно переезжает по мостам, волшебно изменились, стали твердыми и пригодными для путешествий, а меньшинство ими активно пользуется. Меньшинство – это тысячи рыбаков и всего несколько десятков тех, кто пересекает их на лыжах, а порой, когда это возможно, и на коньках. А то и ловит зимний речной ветер парусом-кайтом.

Рыбалка
…После того как несколько зимних дней стоит хороший мороз, на льду начинается своя жизнь. В разных направлениях Оку и Волгу начинают пересекать цепочки следов и целые тропы. Тропы начинаются сверху, идут по склонам, огибают синий забор на Нижневолжской набережной с обоих его концов – за «Плакучей ивой» ближе к Канавинскому мосту и за Рыбным переулком, напротив Кремля. И выше по Оке, и ниже по Волге – везде возникают тропы в снегу на старых местах, где и в прошлом году. По тропам под ярким солнцем по ослепительному снегу идут фигурки, неповоротливые, как медведи, в высоких толстых негнущихся сапогах, с ящичками. В людный выходной день сверху и издали реки кажутся посыпанными черными крупинками. Эти крупинки – рыбаки. Иногда крупинки движутся – переходят с места на место в поисках удачи. От Стрелки – к поросшему ивой островку. От островка – к мосту. Вылезая с лыжами на лед в районе Скобы, вижу следы. Значит, не страшно – здесь уже проходили. И видно, что прошедшие лед знают и чувствуют вековым чувством. Из прибрежных нижегородских слободок так спускались на лед на протяжении столетий.

Лед быстро покрывается пробными лунками, и проверить его толщину нетрудно – просто сунуть в лунку, пробив ее, если она уже затянулась, лыжную палку и убедиться, что по 20–40-сантиметровому слою ходить можно спокойно, как по суше.

Первым делом в Нижегородском районе выходят на Гребной канал, потому что стоячая вода застывает быстрее. Становится в морозы популярнее экзотический автобус № 5 «Речной вокзал – Подновье». Тех самых неповоротливых людей с ящичками можно встретить и на тропе, спускающейся по склону Александровского сада, на длинной лестнице перед парком Победы, на съезде у Печерского монастыря. На канале сидят «базарами». То густо, то пусто.

Поясняет знающий человек: «В первую очередь на рыбалку в черте города, рядышком с домом, пойдут люди, у которых нет машины, например скромные пенсионеры. У каждого своя мормышка, своя удочка, свой бур ручной. Все простое. Редко палатки с подогревом или электрический бур. Кто побогаче, чаще ездит на машинах на речки. Но приезжают сюда и на машинах, достаточно солидных, и идут на лед – на канале удобно: дорога и рыбалка рядом. И машину видно, и можно погреться при случае.

В советское время снаряжение делали сами. Магазинные рыбацкие ящики были тяжелые и громоздкие, поэтому мастерили их под себя из алюминиевого уголка, из дюраля – кто что смог стащить с завода. На рыбалку берут несколько удочек. Одна удочка есть у каждого любимая. Их и делали, и покупали в магазине. Буры делали из нержавейки. Раньше они были в основном лопаткой, сейчас шнековые. Некоторые долбят лед пешней.

Коробочки для мотыля сооружали из пенопласта, чтобы на морозе не замерз. Гонялись за японской леской из “Березки” – прочной и тонкой. Ставили “палатки” из полиэтиленовой пленки от ветра. Это вошло в моду с конца семидесятых.

При общении рыбаки, конечно, обмениваются информацией, кто сколько поймал (естественно, с плюсовой поправкой), кто куда ездил, но только в общих словах.

“Базарами” рыбаки сидят потому, что следят друг за другом: если кто начал дергать рыбу, значит, здесь в воде стайка рыб. Быстрее бегут туда и “обуривают” удачливого. Еще есть места, где рыба кормится постоянно: коряги, трава и т. д. Их примечают и постоянно там рыбачат. Тропы образуются стихийно: первый кто-то прошел к своей заветной коряге, по следам идут другие – тоже на клевое место».

Лыжи
Сейчас, конечно, рыба не та, что во времена прорубей, но все же рыбалка – прагматичное занятие. Промысел.

…А зачем ходить по рекам на лыжах? Мало леса, что ли? Парков?

Во-первых, ради снега.

Географ-академик Борис Родоман называет большие реки скоростными магистралями зимней Руси. «После того как снежный покров посеребрил землю, наступала золотая пора для транспорта и торговли. На санях можно было передвигаться без искусственных дорог в любом направлении. На однообразном транспортном фоне выделялись скоростные магистрали – большие реки, покрытые льдом. “Вот мчится тройка почтовая / По Волге-матушке зимой…”»

И когда катаешься на лыжах по большой реке, это понимаешь. Даже сразу после снегопада, даже вроде бы в безветрие здесь не так рыхло, как рядом на берегу. А в некоторых местах, очевидно, свое-образных аэродинамических трубах (чем они отличаются от остальной поверхности реки – непонятно, но тут вообще много загадок), снег быстро уплотняется, вылизывается ветром, который обнаруживается лишь по характерным барханным поверхностям.

А уж если ветер…
Летит пурга-валькирия,
выглаживает наст.
Под лыжами моими он
хрустит, как пенопласт…

Вьюга на реке, особенно в лицо, не очень приятна, но она делает из снега изумительное пружинящее покрытие. Никакой лыжни не нужно. Летишь в любом направлении, быстро пересекая Волгу, быстро оказываясь под самой вершиной Стрелки и так далее. Куда хочешь. Свобода.

А кругом не менее изумительный амфитеатр. Ради этого тоже выходишь на лед. Круговая панорама, в центре которой – и в центре огромной ледяной сцены – ты. А вокруг сказочные виды: высокие берега с кремлевской стеной, дворцами Нижневолжской набережной, многоэтажками, Речным вокзалом, Окский мост, уходящая вверх Ока, заросший ивняком остров Гребневские пески, собор Александра Невского, порт, уходящая вверх Волга, ее заснеженное дикое левобережье, еще низкие острова, уходящая вниз Волга… канатка… и снова высокие берега. Полный круг.

Коньки
…В прошлом году солнечным днем 2 декабря я закрыла сезон коньков.

…В детстве одной из моих любимых книг были «Серебряные коньки» Мери Додж – о Голландии XIX века. Подростки из почтенных бюргерских семей путешествуют на коньках по каналам от Амстердама до Гааги. По льду скользит колоритная толпа – мужчины, женщины, дети. Кто-то мчится на санях с парусом – буерах. Торговцы толкают сани с товаром и вскакивают сзади на длинные полозья, слуги везут богатых стариков на креслах, тоже с полозьями. Альтернативный мир скольжения.

Гораздо позднее я познакомилась с голландкой Санни. Оказалось, что в наше время каналы замерзают раз в несколько лет, и Санни как-то ездила на коньках на работу.

Я стала мечтать, что в одну прекрасную зиму поеду в Голландию.

…Прошло еще много лет, и под Новый год после оттепели ударил мороз, но снега долго не было. Муж подумал вслух: «А ведь в такую погоду можно кататься на Гребном канале». Я загорелась. По краям Гребного обнаружился изумительно гладкий лед, прозрачный и черный. Сквозь него виднелись водоросли.

А в прошлом году мороз без снега ударил уже в октябре, и 26 октября канал превратился в бескрайнее черное прозрачное зеркало. По зеркалу можно было скользить. Под зеркалом вытягивались пятнистые листья кувшинок, подводные луга, на «южной части акватории» лежали крупные ракушки, а на мелководье из-под ног струились толстенькие серебряные рыбки, и порой казалось, что едешь по рыбной витрине.

…Шло время, уже конец ноября, а снег все еще не засыпал канал полностью. Сплошной Брейгель. Лед утыкан многочисленными лунками. Слева тянется песчаный остров с травой и ивняком. Справа высокий берег, покрытый деревьями. В полугоре белый Печерский монастырь, в километре от него церковь. В конце канала – эллинги яхт-клуба, а дальше Волга.

Я проезжаю туда и обратно за час, это 8 километров. Каждый раз настоящее путешествие. Поражает, что весь этот фантастический мир находится в мегаполисе, и при этом как бы в стороне от городских путей, что гладкий лед бесплатен, что никто его не заливал. Людей на коньках здесь все больше. Муж сказал: «Голландия пришла к тебе сама».

…Наконец снег, потихоньку все присыпавший лед, достиг критической для фигурных коньков высоты, и стало понятно, почему у старинных коньков носы загнуты кверху. Сезон коньков закончен.