"Под хмельком, под мухой, подшофе"
«Селедка» публикует воспоминания Александра Левинтова – интеллектуала, автора, способного выдавать по 250 новых текстов в год, и главного гастрономического гуру газеты
Вообще-то это все одно и то же и означает «быть навеселе», «быть слегка выпившим», «быть слегка пьяным», «находиться в легком опьянении». Вот так с ходу набралось семь синонимов одного и того же явления. Как-то на досуге и в полном безделии, будучи в экспедиции в Западной Сибири и попав в какую-то дыру, из которой – никуда, я навспоминал с сотню синонимов глагола «выпить» и даже записал их все на бумажке, да разве возможно сохранить такую бумажку в штормах жизни?
Поэтому сегодня речь пойдет только о трех идиомах, вынесенных в заголовок.
Любое легкое опьянение – самая опасная форма опьянения.
Во-первых, «малость» у каждого своя. Знавал я одного верзилу. Мы впервые встретились в Лабытнангах, что напротив Салехарда, в шесть часов полярного утра, сизого, как понедельник. Верзила этот, по кличке Сынок, уже был под хмельком, приняв для старта дня два стакана без закуски. Нормальному человеку такая доза – с катушек.
Во-вторых, именно на этой стадии человек входит в состояние куража, ему кажется, что он а) трезв и б) все может. Перейти из легкого опьянения в следующее можно легко, беззаботно и даже весело. Появляется тяга к озорству и беспечность, неосторожность, азарт: «А давай еще немного!»
А с другой стороны, мы ведь ради этого состояния, только ради него и пьем, мы ж не хотим напиваться в лоскуты, в дратву, до отключки и остекленения, даже если к тому есть поводы, причины и резоны.
Вот и получается у нас обычно либо перенедопитие (выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел), либо недоперепитие (выпил меньше, чем хотел, но больше, чем мог).
А что значат эти выражения?
Первое и самое понятное – «под хмельком». Тут даже и понимать, и объяснять ничего не надо. Под хмельком хотели бы оставаться (но все как-то не получается и срываются до полной программы) широкие народные массы, мужики, крестьяне, горожане, фабричные, купеческие, разночинцы, простолюдины, попы, мелкая интеллигенция, студенчество, короче, все мы, включая и женский пол, особенно озорной и кокетливый в этом состоянии.
Подшофе бывают дворяне вообще и офицерство прежде всего, просто в силу знания французского языка. Французское ėchauffė означает «подогревать», вот, кстати, еще один синоним в этом ряду – «быть под парами».
Хорошо на тройке, с бубенцами, с бутылкой шампанского от вдовы Клико, в обнимку с разрумянившейся от легкого морозца барышней в пушистой шубке, под скрип полозьев, к «Яру», в «Стрельну», за город, куда-нибудь подальше от суеты и начальства – именно такими мы себе и представляемся, хлопая стакан беспородной водки в стеклянном гадюшнике с видом на слякотную оттепель и в компании с ненавистным и опостылевшим шефом.
Нет, не получается быть с шефом подшофе, только вдрызг и до чертиков.
Есть такой грустный анекдот: «царский офицер выбрит до синевы и слегка пьян, а наш офицер слегка выбрит и пьян до синевы». Времена меняются, но почему-то всегда в худшую сторону.
И уж совсем занимательно – «быть под мухой».
Пошло это из Ярославля, города, поставлявшего всей России трактирщиков, половых, официантов, лакеев и целовальников. Отсюда местные Фигаро растекались по губерниям, но оседали главным образом в столицах. Вот и знаменитый Смирнов, водочный король России и мира, из ярославских.
Обычные стопки в России по объему равнялись шкалику (мерной стопке с шкалой, из шкаликов никогда не пили, ими только разливали), то есть ста граммам. Стопки эти назывались еще косушками. Горизонтальные отсечки на шкалике означали:
– самая верхняя – стопка или сотка, 1/6 бутылки (винные бутылки были 600-граммовыми, двадцать бутылок – ведро, отсюда и еще одна мера – ящик (20 бутылок или ведро);
– ниже – лафитник или чарка, оба по 1/8 бутылки, или 75 граммов;
– еще ниже (и ниже больше некуда) – четвертинка, она же полшкалика, 1/16 бутылки, или 37,5 грамма.
Вот именно эту четвертинку и называли в Ярославле мухой.
Мухой не выпивали – ею дегустировали.
Это сейчас у нас в каждом заведении, даже самом непритязательном – сразу несколько сортов водки, в винных отделах продовольственных магазинов и супермаркетов – два-три десятка, а в специализированных винных магазинах и бутиках – до сотни и более. И никому в наше время не придет в голову дегустировать водку, ибо все понимают: все они разлиты из одного ведра, а разница в цене – из-за тары. А до исторического материализма имелось всего несколько сортов водки (а чаще – один), но в каждом уважающем себя доме и заведении – море настоек. Почитайте об этом у Чехова или Гиляровского. Тут тебе и анисовая, и калгановая, и имбирная, и перцовая, и мятная, и медовая, и хреновая, и клюквенная, и малиновая, и можжевеловая, и лимонная, и померанцевая – на чем только не настаивали! И чтобы выбрать подходящую настойку, сначала ее дегустировали и, как правило, четвертинку не допивали, а лишь пригубливали. Так что, получается, «быть под мухой» – это быть в состоянии до выпивки. Все-таки тонко, изысканно и изящно жили мы когда-то.
Поэтому сегодня речь пойдет только о трех идиомах, вынесенных в заголовок.
Любое легкое опьянение – самая опасная форма опьянения.
Во-первых, «малость» у каждого своя. Знавал я одного верзилу. Мы впервые встретились в Лабытнангах, что напротив Салехарда, в шесть часов полярного утра, сизого, как понедельник. Верзила этот, по кличке Сынок, уже был под хмельком, приняв для старта дня два стакана без закуски. Нормальному человеку такая доза – с катушек.
Во-вторых, именно на этой стадии человек входит в состояние куража, ему кажется, что он а) трезв и б) все может. Перейти из легкого опьянения в следующее можно легко, беззаботно и даже весело. Появляется тяга к озорству и беспечность, неосторожность, азарт: «А давай еще немного!»
А с другой стороны, мы ведь ради этого состояния, только ради него и пьем, мы ж не хотим напиваться в лоскуты, в дратву, до отключки и остекленения, даже если к тому есть поводы, причины и резоны.
Вот и получается у нас обычно либо перенедопитие (выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел), либо недоперепитие (выпил меньше, чем хотел, но больше, чем мог).
А что значат эти выражения?
Первое и самое понятное – «под хмельком». Тут даже и понимать, и объяснять ничего не надо. Под хмельком хотели бы оставаться (но все как-то не получается и срываются до полной программы) широкие народные массы, мужики, крестьяне, горожане, фабричные, купеческие, разночинцы, простолюдины, попы, мелкая интеллигенция, студенчество, короче, все мы, включая и женский пол, особенно озорной и кокетливый в этом состоянии.
Подшофе бывают дворяне вообще и офицерство прежде всего, просто в силу знания французского языка. Французское ėchauffė означает «подогревать», вот, кстати, еще один синоним в этом ряду – «быть под парами».
Хорошо на тройке, с бубенцами, с бутылкой шампанского от вдовы Клико, в обнимку с разрумянившейся от легкого морозца барышней в пушистой шубке, под скрип полозьев, к «Яру», в «Стрельну», за город, куда-нибудь подальше от суеты и начальства – именно такими мы себе и представляемся, хлопая стакан беспородной водки в стеклянном гадюшнике с видом на слякотную оттепель и в компании с ненавистным и опостылевшим шефом.
Нет, не получается быть с шефом подшофе, только вдрызг и до чертиков.
Есть такой грустный анекдот: «царский офицер выбрит до синевы и слегка пьян, а наш офицер слегка выбрит и пьян до синевы». Времена меняются, но почему-то всегда в худшую сторону.
И уж совсем занимательно – «быть под мухой».
Пошло это из Ярославля, города, поставлявшего всей России трактирщиков, половых, официантов, лакеев и целовальников. Отсюда местные Фигаро растекались по губерниям, но оседали главным образом в столицах. Вот и знаменитый Смирнов, водочный король России и мира, из ярославских.
Обычные стопки в России по объему равнялись шкалику (мерной стопке с шкалой, из шкаликов никогда не пили, ими только разливали), то есть ста граммам. Стопки эти назывались еще косушками. Горизонтальные отсечки на шкалике означали:
– самая верхняя – стопка или сотка, 1/6 бутылки (винные бутылки были 600-граммовыми, двадцать бутылок – ведро, отсюда и еще одна мера – ящик (20 бутылок или ведро);
– ниже – лафитник или чарка, оба по 1/8 бутылки, или 75 граммов;
– еще ниже (и ниже больше некуда) – четвертинка, она же полшкалика, 1/16 бутылки, или 37,5 грамма.
Вот именно эту четвертинку и называли в Ярославле мухой.
Мухой не выпивали – ею дегустировали.
Это сейчас у нас в каждом заведении, даже самом непритязательном – сразу несколько сортов водки, в винных отделах продовольственных магазинов и супермаркетов – два-три десятка, а в специализированных винных магазинах и бутиках – до сотни и более. И никому в наше время не придет в голову дегустировать водку, ибо все понимают: все они разлиты из одного ведра, а разница в цене – из-за тары. А до исторического материализма имелось всего несколько сортов водки (а чаще – один), но в каждом уважающем себя доме и заведении – море настоек. Почитайте об этом у Чехова или Гиляровского. Тут тебе и анисовая, и калгановая, и имбирная, и перцовая, и мятная, и медовая, и хреновая, и клюквенная, и малиновая, и можжевеловая, и лимонная, и померанцевая – на чем только не настаивали! И чтобы выбрать подходящую настойку, сначала ее дегустировали и, как правило, четвертинку не допивали, а лишь пригубливали. Так что, получается, «быть под мухой» – это быть в состоянии до выпивки. Все-таки тонко, изысканно и изящно жили мы когда-то.
