Рюмочные-разливайки считаются почти уходящей натурой и институцией вымирающей, а еще, как нас постоянно пугают власти, находятся под дамокловым мечом закрытия. Быстро и недорого выпить в городе можно и нужно, но найти оазисы цивилизованной питейной культуры непросто. Главный редактор газеты «Селедка» Мария Гончарова и арт-директор Александр Курицын под руководством галериста Рустама Коренченко инспектируют небольшие места с историей и пытаются понять, кто и зачем пьет водку дешевле пятидесяти рублей.

Бар «Успех»
– Любимая моя разливайка была в Доме крестьянина, вот где было место! Снесли и зачем-то строят гостиницу, ну ладно, его уж не вернешь. Еще одна прекрасная рюмочная на Бору есть – называется «Голубой Дунай», или в народе «Бабьи слезы», но это далековато – не поедем, – Рустам Коренченко, до недавнего времени заведовавший галереей «Толк», вызвался провести нам экскурсию по разливайкам, которые он посещает регулярно.
Мы проезжаем мимо Высоковского кладбища и решаем начать наш алкотрип почему-то прямо здесь (Рустам объясняет свой выбор тем, что «все мужички, что по “капельницам” ходят, очень быстро тут оказываются»), возле могилки некоей Прасковьи, родившейся еще в XIX веке и погибшей в Великой Отечественной. Распиваем по рюмке водки. Водка ледяная, на улице минус девятнадцать, и я боюсь, что если наш марафон пойдет таким темпом, я не доживу и до третьего бара. Закуски у нас нет, во мне плещется спирт, на часах 12:39.
В районе Высоковского проезда у нас задумано несколько остановок.
– Раньше здесь был бар «Колос», отличное место, «капельница» на уровне, с местными жителями и дешевым алкоголем, а сейчас сами видите что.
Мы видим, что это новенькое местечко, обитое пластиковыми панелями и с золотой вывеской «Колос», туда мы даже не заходим. Дальше пара неудач: бар разливных напитков «Братская кружка» с огромной манящей надписью «Закусь» и «Закусочная» с железной советской вывеской «Хлеб» по соседству закрыты. Мы жалеем местных алкоголиков, которым негде похмелиться, и едем на Мещерку – родной район Рустама, где он провел всю свою шальную юность.
– Мы и телефоны, и всякую технику через газету «Из рук в руки» продавали, и драки-стрелки у нас тут были с гордеевской шпаной, к которым лучше на район не соваться. Мещерка в моем детстве делилась на две части: пацанская и с неформалами. Я жил на перепутье, но относился, конечно, к пацанской. Неформалы были богатенькие, одевались ярко, все шмотки у них какие-то необыкновенные, играли в баскетбол и, что для нас было совсем удивительно, выходили на собственный теннисный корт. Мы-то все больше в хоккей. Вот здесь, возле универсама, который местные всегда называли «Урсам», находится место, где я с 12 до 16 лет отмечал все свои успехи, – бар «Успех».
Киоск, внутри которого деревянные столики и пара посетителей. Мы заказываем пиво и занимаем место возле окошка.
– Это мое любимое место, смотрите, здесь даже пиво красивее, чем обычно, потому что на солнышке светится, янтарное такое.
В «Успехе» наш первый тост, конечно, за успех.
Мы допытываемся, в чем успех «Успеха», и вся эта лингвистическая история нас очень веселит. «Успеху» же, по признанию продавца тире буфетчицы, больше двадцати лет, и все это время клиент, как говорится, «прет». Выпивать же надо где-то, а «сюда понятные люди заходят, закуска недорогая, выпил и согрелся».
Чтобы развлечься и вспоминая выпитую водку, начинаем смотреть на Ютубе ролик про рецепты приготовления «ерша» – по сути, одну большую цитату Ерофеева и анонс спектакля «Москва – Петушки» от Студии театрального искусства. Я впервые узнаю про существование таких вариаций, как «Чпок», «Загнать медведя в берлогу», «Выгнать медведя из берлоги», «Водолаз» и «Стенолаз», Саша тоже помнит только про «Слезу комсомолки», и мы дружно восхищаемся здоровьем главного героя, который говорит: «Слушайте, пить просто водку, даже из горлышка, в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном – в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса». Рустам пробовал почти все варианты «ерша», и мы его очень за это уважаем.
После того как было съедено штук семь пачек желтого полосатика, решаем перебраться куда-нибудь еще.

«Светлояр»
С Мещерки мчим в Сормово. Несмотря на то что название у бара «Светлояр» и везде написано, что это «Светлояр», в народе разливайку называют «Семгой». Внутри очень празднично: серебристый дождик, новогодние шарики под потолком, триколор в обрамлении мишуры и календарь на 2016-й с вмонтированным в фотошопе Жириновским на фоне церкви Собора Пресвятой Богородицы на Рождественской. Мы как-то сразу заряжаемся торжественной атмосферой и пробираемся к продавщице, которая стоит буквально в оранжерее – весь прилавок уставлен какими-то флоксами.
Саша вспоминает свою поездку с Прохановым на Светлояр, который назвал озеро «местом, где гнездится русское чудо», вот здесь чувствуется нечто подобное.
По традиции покупаем пиво, чтобы не упиться. Саша заказывает коньяк, я рискую и беру себе на закуску бутерброды с сырокопченой колбасой по десять рублей. Там были еще с красной икрой по 15, но в существование такой икры верится с трудом. Многие на закусь по традиции покупают вареное яичко за десятку. Рустам говорит, что дорого.
В «Семге»-«Светлояре» есть обычные столики, за которыми сидят, и стоячие круглые, за один из которых мы и встаем. Под столешницей на полке – пара досок с шашками и какие-то тряпочки.
Решаем сыгрануть, пока я расставляю половину шашек – половину белых пробок, мужики за соседним столом цедят: «Какие еще нах.й шашки». Мужиков успокаивает дед в ушанке и с полным ртом золотых зубов – местный смотрящий, который как раз периодически и обращается к нашим тряпочкам: то разлитое пиво подотрет, то крошки смахнет, то упавшего с табуретки этой же тряпочкой в чувство приведет.
Основной контингент здесь рыбаки в дутых камуфляжных штанах, в полном обмундировании, с ящиками, в которых вся эта рыболовецкая история. В «Семгу» они приходят прямиком после утренней рыбалки с Волги и не уходят до вечера, под пиво грызут сухонькую воблу и употребляют свои законные «стописят».
– Это местечко было одним из первых, куда я попал, когда переехал из Армении в Нижний, – вспоминает Рустам. – Здесь по соседству мне купили мои первые зимние ботинки, я и не знал, что обувь как-то классифицируется по сезонам, у нас в Дилижане и зимы-то не было. Вообще, когда я сюда переехал, впечатления были не самые приятные: город унылый, люди не здороваются, едят черный хлеб, у нас им только свиней кормили. А еще перед ребенком могли запросто матом ругнуться, я слов-то таких никогда не слышал, потому что в Армении дети – культ, а здесь – ничего подобного.
Тут в бар заходит женщина в дубленке с леопардовой сумочкой и с распухшим лицом, мы загадываем, что она возьмет 100 граммов беленькой. Ошибаемся, берет 150 и без закуски. Быстренько выпивает у стойки и уходит, забывая закрыть дверь. Мужики возмущаются – холодно. Мы собираемся уезжать и по пути заскакиваем в знаменитую «Пирожковую» на Коминтерна.

«Идиллия»
«Идиллию» видел каждый проезжающий с Московского или на Московский вокзал. По соседству есть еще пара «капельниц», но «Идиллию» мы выбираем за название. Здесь почти аншлаг, каждый столик занят, но не компаниями, а обедающими мужиками, которые едят гречку, салатик и мясо, прихлебывая компотом. Это скорее перевалочный пункт для водителей с близлежащей автобусной станции, нежели место встречи для выпивания. Однако и здесь находятся тихие алкоголики, которые цедят свои 100–150 для сугреву. Мы находим Книгу жалоб и предложений, где старт дан 2005 годом и им же примерно и закончен. «Обжег всю полость рта. Это издевательство над живым человеком», «Вы – бомба! Супер-Супир! Троекратное ура!» и так далее. Продавцы смотрят на нас с подозрением, но не дают никаких комментариев. Мы тут же пытаемся узнать, как они относятся к тому, что все бары на первых этажах жилых помещений хотят прикрыть, нас игнорируют, и мы пьем пиво дальше. Закусываем черным хлебом, смазанным горчицей, которую Рустам называет «коммунистическим маслом». Из телевизора поет Игорь Корнелюк про «ночь и тишину, данную навек», настенные часы пробивают какое-то время, мы уже немножко пьяные и понимаем, что нужно ускоряться, чтобы в этот зимний день посетить как можно больше всего. А география у нас широкая. Решаем ехать на Автозавод.

«Ласточка»
Пока едем на проспект Кирова, где есть легендарная (судя по отзывам в интернете) забегаловка «Вечный зов», обсуждаем проституток, сухой закон, передвижные шинки, которые были популярны в восьмидесятых, и барахолки с цыганами, у которых можно было купить «батничек» (все это рассказывает нам до этого молчавший водитель Михаил). «Вечный зов» мы не находим, в соседнем кафе «Купец» нам подсказывают, что «ВЗ» теперь называется «Бриз», но «Бриз» закрыт, и мы по рекомендации друга Рустама едем на улицу Лескова. По пути нам встречается одиноко стоящий бар «Ласточка», где мы и останавливаемся. Как оказалось, почти на три часа.
– А что вы все фотографируете? Вы откуда вообще? – у продавца наше трио сразу вызывает опасение.
Мы прикидываемся алкотуристами из Екатеринбурга. Нам якобы верят, но потом в течение вечера еще пару раз попробуют вывести на чистую воду: «Ребят, ну вы откуда?!» Мы не сдаемся и продолжаем гнуть линию, что с Урала.
Низкий потолок «Ласточки» (которой, оказывается, уже 40 лет, только раньше это была пивнушка), картонка с надписью «В долг не даем», банка для пожертвований «Фонд бедных котов» («А че вы смеетесь-то, это уж давнишний прикол», – укоряет продавец), нищий интерьер – пара шторок и деревянные лавки изначально не вызывают особого энтузиазма, и мы продолжаем монотонно пить пиво, как и в предыдущих кафешках. За соседней лавкой – трое, всем 50+, женщина в пальто-букле и белой шапке Людмила, мужик с усами и в бейсболке Гоша и их золотозубый непредставившийся друг. Было бы все совсем невесело, но вдруг в углу мы замечаем музыкальный автомат с грустно свисающей розеткой.
– А песню можно заказать?
– Ну, конечно, можно, для чего, вы думаете, он здесь стоит?
– А сколько стоит?
– Да недорого, тридцатник.
Мы советуемся с компашкой, что выбрать.
«Только не Киркорова! И не Стаса Михайлова! Давай этого мальчишку с песней про сосульку!» – верещит тетка в пальто. Мы такой песни не знаем, но чтобы сойти за своих, заказываем «Пальму-де-Майорку» Шуфутинского, «Белые розы» и что-то из Круга. Компания благодарит и начинает дергать плечиками в такт.
– А что, – говорю, – чаще всего-то заказывают?
– Ну конечно, шансон. Там и папка специальная есть со всякими «Воровайками».
– А мы вот уже, наверное, рублей 300 просадили на песни, это вам пойдет выручка?
– Да нет, вы что, это у нас тут арендуют, и владельцы есть.
Выхожу проветриться на морозец, на улице тишина, редко проедет машина да пройдет какой-нибудь забулдыга, из «Ласточки» орет Дима Маликов. Возвращаюсь.
– Ой, как хорошо, что девчонка вернулась наша живая и здоровая! – это уже кричит усатый Гоша. То есть могла вернуться вполне себе не живой и не здоровой.
Подозрительная продавщица орет, чтобы мы заказали «Черные глаза», раз такая гулянка, но мы не знаем, кто ее поет.
– Ребят, ну вы чего! Айдамир Мугу!
Врубаем песню про «вспоминаю, умираю», и «Ласточка» трясется со всех сторон, потому что песня оказалась больно заводной, и мы танцуем все вшестером.
– Во, а говорила – двигаться не умеешь! – кричит мне Людмила.
Рустам танцует лезгинку, Саша качается из стороны в сторону, на крик «а давай по-русски!» мы с Людмилой начинаем исполнять что-то типа «Барыни». Периодически снимаем видео, на что компания обижается и признается, что у них вообще-то поминки. Но тут по заказу Леонтьев начинает петь «Дельтаплан», и мы опять кружимся в танце.
Под конец покупаем нашим собутыльникам еще пива, а сами слушаем Децла, «Мазу факу» и «Угонщицу» Аллегровой. Уезжаем очень веселыми.

«У Сергеевны»
Наш финальный аккорд – верхняя часть города. Пробуем сунуться в «Караваиху» недалеко от «Электрона», но бар закрыт. Рустам звонит Севе из команды «Той», и тот советует нам сходить в пирожковую в самом начале Покровки со стороны площади Горького. Мы спускаемся в подвал, там обычный магазин, но если просочиться меж двух холодильников с колой и швепсом, можно попасть в кафешку, где наливают и кормят.
– Почему у вас нет-то никого?
– Потому что все ушли.
Тут мы уже пьем водку и окончательно пьянеем. Я начинаю проситься в туалет, но коварный бармен Дмитрий говорит, что туалет засорился, а в служебный он пустить не может, потому что там камеры и его оштрафуют.
Рустам демонстрирует щедрость, предлагает туалет оплатить и сует немыслимую тыщу, но стойкого Дмитрия ничем не пронять. Отправляюсь в соседнее кафе. Пока я бегаю, к нам присоединяется безногий Олег – кореш Рустама и символ Покровки. Мы почему-то начинаем говорить про воров в законе, что они есть, и даже много, на что за соседним столиком какой-то дед начинает горланить, что он сам вор в законе Ефрем и он нас щас «№;**??№**» (непереводимый дедов лексикон). Его успокаивает парень, с которым он выпивает, и объясняет нам, что он вообще подполковник ФСБ и ходит сюда, потому что работает в соседнем здании. Мы ржем. Нам весело, легко, Олег читает свои стихи. «Мне сказала моя мама, что плохой ты, черт Обама, я к такому не привык, кризис хапнул за кадык. Я устрою ему драму, закую в барак Обаму»; «У Олега есть подруги, у Олега есть друзья, ведь Олегу в этой жизни без друзей совсем нельзя. Ведь друзья всегда помогут и деньгами, и едой. Если надо, за Олега постоят они горой». Тут же предполагаем, что это нужно было в предвыборную кампанию Сорокину и Кондрашову предлагать, Олег же беспристрастно говорит, что сочинял чисто для себя. Мы пытаемся выяснить, пил он сегодня или нет, мы-то уже пьяные, и нам интересно. Он же уверяет, что не пьет уже полгода, целует крест и неодобрительно косится на наши бокалы. После пары рюмок понимаем, что надо закругляться.
Цель этого материала – познакомиться с антикризисными маленькими местами и людьми, которые пьют водку дешевле пятидесяти рублей, – выполнена. Мы нечаянно сами напились, поездили по городу и наобщались на много лет вперед. «Капельницы» не устраивают живущих по соседству – там собираются алкаши, пьют водку, курят у входа и ругань несется со всех сторон, а вокруг ходят дети и старики. Все это понятно, но у меня почему-то перед глазами мужик в шапке-петушке, с каким-то дипломатом под мышкой и с большой кружкой пива, который на вопрос, почему ему здесь нравится, говорит: «Слушайте, ну целый день пашешь, а денег ни фига, могу я позволить себе хоть куда-нибудь после работы сходить?» И немедленно выпил.