– Когда мы недавно брали интервью у Майи Кучерской, она сказала, что российская литературная критика умерла, ее похоронили, поставили крестик, и к этому крестику иногда приходит Галина Юзефович. Как вы думаете, справедлива ли такая метафора?
– Ну, конечно же, нет – стала бы я заниматься тем, чем занимаюсь, если бы думала так же, как Майя! Другое дело, что критика изменилась, у нее изменилась функция, и многим может показаться, что это и есть смерть – точно так же, как многим кажется, что переход книги в электронный формат – это смерть книги, конец того чтения, которое мы знали. Если под критикой понимать исключительно анализ, глубокое и детальное обсуждение вещей, про которые по умолчанию и так все знают, то такая критика (я ее называю «литература о литературе») действительно переживает не лучшие времена – хотя все же скорее маргинализируется, чем отмирает. Потому что, во-первых, не осталось этих самых вещей, «о которых все и так знают» – все знают про что-то свое, а во-вторых, при постоянно увеличивающемся объеме медийного «шума» растет спрос не столько на глубину бурения, сколько на широту охвата. Зачем долго и медленно обсуждать впятером одну книгу, когда вокруг каждую минуту появляются десятки новых, которые никто не прочтет, если о них не рассказать? А вот критика рекомендательная, критика, нацеленная на поиск, описание и введение в культурный обиход новых объектов, – такая критика сегодня очень нужна, востребованна и вообще всячески жива. Можно ли ее называть критикой? Не уверена, но лучшего слова пока все равно никто не придумал, поэтому пусть будет критика.

– К предыдущему вопросу: как вы думаете, может ли новый медиапроект «Горький» как-то повлиять на ситуацию, стать новой площадкой для литературной критики?
– Я возлагаю на него большие надежды. Мне кажется, что «Горький» ставит перед собой очень правильную и реалистичную задачу – он не пытается возродить высокую критику глубинного бурения, а вместо этого стремится заново вдохнуть жизнь в литературу, сделать чтение привлекательным, живым, интересным для самых разных людей – вовсе не только для тех, кто «все знает и так». Так что на уровне интенций мы с «Горьким» друзья, товарищи и единомышленники – я пытаюсь делать то же самое, только у меня, конечно, ресурс заметно меньше, потому что их много, а я одна.

– Один из актуальных вопросов последнего месяца – это присуждение Бобу Дилану Нобелевской премии по литературе. Понятно, что комитет расширяет границы премии и что это выгодное и правильное решение, но каково ваше личное отношение к нему?
– Многие возмущаются, потому что в их представлении литературная Нобелевка – это такой королевич Елисей, которому раз в году дозволяется почтительно поцеловать в уста литературу, в свою очередь предстающую в образе спящей в гробу царевны. Соответственно, чем королевич почтительнее, а царевна холоднее, величественнее и неподвижнее, тем лучше. И конечно же, при таком подходе Боб Дилан
с губной гармошкой выглядит вопиюще неуместно. Но, на мой в згляд, Нобелевская премия по литературе – это не сказочный королевич, а просто способ зафиксировать, легитимизировать нечто важное в области слова – и в этом смысле Дилан, на полвека изменивший формы бытования поэзии, конечно, прекрасный выбор. Ну, а лично я его просто очень люблю – и в виде песни в наушниках, и в виде текста на бумаге. Теперь, даст Бог, и прозу его переиздадут по-русски – она тоже в высшей степени достойна внимания, и мне жаль, что и «Тарантул», и «Хроники» прошли у нас незамеченными.

– Существует ли у литературного критика профдеформация и какого рода?
– Снижается градус эмоционального восприятия. Я редко смеюсь и редко плачу над книгами – и, конечно, мне очень не хватает юношеской свежести восприятия, когда под каждой обложкой таился целый мир. Это та цена, которую платишь за способность по трем фразам видеть, хорошая перед тобой книжка или так себе, на что похожа и кому понравится (единственная суперспособность, которая вырабатывается у критика годами упорных тренировок, на самом деле).

– А были ли случаи, когда писатели на вас обижались и открыто эту обиду выражали?
– Я мало общаюсь с писателями, поэтому не всегда знаю, обижаются они на меня или нет. Помню вот, Алексей Иванов за что-то обиделся и даже поскандалил публично – но вроде отошел. В целом я стараюсь не обижать писателей – все живые, всем больно, у всех бывают неудачи, и оттачивать свое язвительное остроумие на живых людях – не лучшая стратегия. Если книга мне не нравится, я лучше промолчу – книг много, зачем говорить о том, что не любишь?

– Что самое неприятное в работе критика?
– Невозможность перечитывать – всегда есть список того, что надо прочитать срочно и прямо сейчас, поэтому времени на то, чтобы вернуться к любимому и старому, совсем не остается. Много лет мечтаю перечитать «Братьев Карамазовых», Ивлина Во, «Былое и думы» или
вот, например, «Забытое королевство» Петра Гуляра, но пока никак.

– У вас есть какое-то ноу-хау для рядовых читателей, как правильно выбирать книги? То есть приходит человек в книжный магазин (или открывает условный Ozon.ru), и как ему дальше ориентироваться?
– Сегодня нет и не может быть никаких универсальных, общих рекомендаций – каждый человек, желающий получать удовольствие от чтения, должен сам настраивать и размечать книжное пространство, протаптывать в нем персональные тропки. Для этого придется внимательно читать выходные данные (если вам понравилась одна книжка издательства, ну, скажем, «Фантом Пресс», то вам, вероятно, понравятся и другие их книги), запоминать фамилии переводчиков и даже редакторов. А еще нужно искать и находить голоса, пу
блично говорящие о книгах, учиться их интерпретировать и понимать. Мне вот, например, очень помогают рекомендации переводчиков Анастасии Завозовой и Александра Зайцева, редактора Юлии Качалкиной, обозревателя Владислава Толстова.

– Набивший оскомину вопрос, но все же: какие тенденции сейчас прослеживаются в современной отечественной литературе?
– Сейчас вновь стали много писать и издавать книг о прошлом – причем как романов, так и нон-фикшна. Трудно отделаться от ощущения, что это отклик на какую-то важную потребность, существующую в обществе, – на интегрирование травмы двадцатого века и вообще на осмысление, принятие нашей довольно-таки мучительной и болезненной истории. Мне кажется, в этой области сейчас идет самая интересная, насыщенная работа, и наблюдать за этим очень увлекательно. «Обитель» Прилепина, «Зулейха открывает глаза» Яхиной, «Авиатор» и «Лавр» Водолазкина, «Зимняя дорога» Юзефовича – смотрите, сколько всего, и, я уверена, это скорее начало, чем финал тенденции.

– В каких российских книгах вы ощущаете дефицит? Например, некоторые считают, что научпоп мало издается (с учетом закрытия «Династии»).
– Знаете, я вообще ощущаю огромный дефицит в российских к нигах – по-русски пишут ужасно мало. Я каждую неделю мучительно выискиваю хороший русский роман, хороший русский нон-фикшн, хорошие русские мемуары, детектив или фантастику – и хорошо, если раз в месяц что-то по-настоящему заметное находится. То есть к черту подробности – русских книг должно быть гораздо больше, на мой взгляд.

– Вы активно преподаете, для вас это много значит?
– Все, что я делаю, так или иначе про любовь, и для меня нет большего счастья, чем разделять свою любовь с другими. Именно в этом я вижу смысл преподавания: не думаю, что кого-то можно чему-то научить (ну, если речь не идет о самых простых, базовых практических навыках), а вот влюбить, заинтересовать, заставить самому пойти и научиться – вполне. Именно таким образом по большей части выстроены все мои курсы: я не пытаюсь «закрыть тему», я скорее стараюсь сформировать у моих учеников (причем любого возраста) какие-то новые интересы, потребности – новые любови, в конце концов. И для меня нет большего счастья, чем видеть, как мои студенты самостоятельно отправляются серфить то пространство, контуры которого я для них когда-то обозначила.

– Вы контролируете то, что читают ваши дети? Ну, или, может быть, сами составляете им «книжную полку»?
– Ну, контролирую – это, пожалуй, все же сильно сказано. Я пытаюсь им предлагать что-то и всегда смотрю на реакцию – так, если я вижу, что «Три мушкетера» идут со скрипом, я не буду насильственно впихивать «Королеву Марго», а попробую предложить Корнелию Функе или, скажем, Джеральда Даррелла. Я стараюсь не делить литературу для детей на «серьезную» и «несерьезную» – мне не близка позиция: «Читал “Перси Джексона”? Это не настоящая литература; пока не прочтешь “Героя нашего времени”, считай, что за книгу не брался». Чтение должно быть удовольствием, радостью – в том числе радостью самостоятельных открытий. То есть направлять, поддерживать и советовать – да, безусловно. Контролировать, навязывать и запрещать – нет, ни при каких условиях.

– В обзоре «Афиши» о важных 35 книгах, которые нужно прочитать до конца года, сказано об «Удивительных приключениях рыбы-лоцмана», что она обречена на «со- и противопоставление c “Не зябликом” Анны Наринской», вы сами нечто подобное уже слышали и как вы относитесь к подобному сравнению?
– Это сравнение достаточно странно, если честно. Мне очень нравится книга Наринской, но она же совсем другая – это настоящая, тонкая и умная эссеистика, это самодостаточная книга для вдумчивого чтения, не предполагающая никакого практического применения. Моя же книга – чисто прикладная, почти рекламная: я буду счастлива, если читатель ее всю исчеркает пометками, а прочитав, помчится в магазин и закупит себе что-то из того, что я советую. Наринская – это литература, я – справочник, путеводитель. Не очень понимаю, как такие вещи можно сравнивать – ну, давайте, например, сравним учебник по акушерству и гинекологии с романом Улицкой «Казус Кукоцкого».

– Существует ли вообще в российской литературной критике конкуренция? Или вас осталось так мало, что тягаться можно разве что с пользователями на «Лабиринте», которым порой доверяют даже больше?
– Никакой конкуренции сегодня нет и быть не может – конкуренция существовала, когда были универсально значимые объекты, которые полагалось описывать наперегонки. Сегодня же объектов настолько много, что их хватит на всех, и каждый критик (включая даже упомянутых вами пользователей «Лабиринта») просто предлагает читателю определенную выборку, определенным образом описанную и оформленную. И читатели у нас разные – кому-то ближе то, что советую я, а кому-то больше подойдут рекомендации Наташи Ломыкиной или Васи Владимирского, это нормально. Мы не конкуренты, мы товарищи, одновременно и разными средствами взбивающие лапками масло из молока.

– В «Школе писательского мастерства» в вашей программе курса первый же вопрос звучит так: «Зачем сегодня нужно писать и говорить о книгах?» – объясните кратко, зачем же?
– Чтение – одно из важнейших жизненных наслаждений, но сегодня мы видим, как из этой области, к сожалению, утекают энергия и жизнь. Меньше пишут, меньше издают и покупают. Говорить и писать о книгах – это способ вернуть литературу в фокус общественного внимания, способ сохранить чтение как форму счастья. Сегодняшний мир устроен таким образом, что то, о чем не говорят, о чем не спорят и не пишут, постепенно маргинализируется и умирает, поэтому мне кажется, что долг каждого читателя нести эстафету чтения дальше, раздувать огонь, поддерживать биение жизни в области литературы. Именно поэтому единственное, о чем я прошу своих читателей, – не переставайте говорить о книгах. Если вы прочли что-то, мною (или кем-то другим) рекомендованное, не молчите об этом, расскажите о прочитанном у себя в блоге или просто на работе, в институте, в дружеской компании. Я хочу жить в мире, где в области чтения бьется общественный нерв, и если вы хотите того же, то никто, кроме нас с вами, этого не сделает. Время большой критики, объясняющей, направляющей и предписывающей, прошло; сегодня критики – это читатели, это мы сами. Как говорила Жанна д’Арк, извините за пафос, кто, если не мы.