Николай Терменев,
старший государственный инспектор в области охраны окружающей среды
Бросить все и уехать в деревню – это не дауншифтинг и не мечта менеджера среднего звена, а вполне осознанный выбор работы, с той разницей, что во время трудового дня можно встретить лося или, проголодавшись, потянуться за свежей клюквой. Редакция газеты «Селедка» отправилась в поселок Рустай, чтобы пообщаться с одним из защитников Керженского заповедника от браконьеров, незадачливых грибников и других напастей

Не кочегары и не плотники
Керженский – единственный в Нижегородской области заповедник. Добраться туда из Нижнего легче всего на машине, мы же, опасаясь пробок, едем на канатке до Бора. Обычно до Рустая едут на автобусах, которые отправляются как раз с Бора в запредельные четыре утра, но этот экстремальный вариант не для нас – мчим на такси с лихим водителем, который только удивляется, как далеко мы решили забраться. Спустя час русской езды мы на месте. Встреча с Николаем назначена в экоцентре, где обычно проходят экскурсии и всем желающим (бесплатно) рассказывают об истории заповедника и его обитателях.

– Как же правильно называется ваша должность? Многие думают, что если в лесу – то егерь. Или лесник. Мы вот изначально тоже егеря искали, а нашли вас.
– Я работаю в отделе охраны заповедника, в государственной специальной инспекции, а должность – государственный инспектор в области охраны окружающей среды. Не егерь и не лесник. Мы поддерживаем на территории порядок и режим, здесь вообще любая деятельность запрещена, которая может природе ущерб нанести, и в заповеднике в принципе не разрешается находиться, не то что грибы-ягоды собирать.

– Почему? У вас тут какие-то особые виды водятся?
– Особых деревьев или растений нет, но заповедник – режимный объект, и существуют правила нахождения граждан. Всеми нарушениями занимается моя оперативная группа: всего нас там шесть человек. То есть мы как полицейские, только они расследуют грабежи и убийства, а мы – браконьерство, хищение леса. Проводим патрули, работаем с местным населением на предупреждение, общаемся с информаторами, которые, бывает, помогают нам раскрывать преступления.

– А егери и лесники-то тогда чем занимаются?
– Егери работают в охотничьих хозяйствах и не охраняют территорию, а все больше организуют охоту: подкармливают животных, взаимодействуют с охотниками, выдают собак. В основном это молодые люди до 30 лет, которые приходят после армии, остаются в своих поселках, и, если у них есть какие-то навыки, их берут в охотхозяйство. Сейчас эта профессия пользуется все большей и большей популярностью: к нам на охоту даже иностранцы приезжают, ну, и деньги на этом можно заработать. Например, как организуется охота на лося: компания из пяти-шести человек покупает себе лицензию на загонную охоту, то есть предполагается, что будет убит один зверь. Лицензия стоит порядка шестидесяти тысяч рублей – это на один раз, не на сезон.

– Получается, что это не охота, а какой-то аттракцион.
– Ну как, зверя нужно обложить – егерь его выслеживает, уточняет, где он будет находиться, потом выставляет его на стрелков. Но тут не факт, что повезет: зверь может в загон не попасть, и лицензия прогорит.

– А лесники?
– Занимаются лесным хозяйством. Отводят делянки под рубку, например.

– То есть, если елочку хочется срубить, это надо к леснику обратиться?
– Да, бывает, их, кстати, даже бесплатно отдают – когда спиливают елки, мешающие линиям электропередач. Под новогодние деревья специальную полосу закладывают, чтобы их вырастить и потом продавать под Новый год. Популярная вещь.

– Какое образование нужно, чтобы работать на вашей должности?
– Лучше специальное: юридическое или биологическое. Вообще у нас есть те, кто закончил сельскохозяйственную академию как охотоведы – это тоже годится, но там больше уклон идет на хозяйственную часть, а у нас все-таки охрана, поэтому нужно разбираться в законодательстве, отслеживать нововведения в Уголовный и Административный кодексы. Ну и, конечно, ориентироваться в лесу: знать, как производится охота, какие орудия используются, что где искать.

Браконьеры
Николай показывает нам экспозиционные залы экоцентра: среди аквариумных рыбок (надпись на аквариуме: «Рыбок не кормить! Они худеют»), волнистых попугайчиков, белок дегу, которые тут оккупировали огромную стеклянную витрину, резных фигур разных зверушек и информационных плакатов о заповеднике мы видим поржавевшие капканы.

– Это все изъятые орудия браконьеров. У меня вообще есть отдельный склад, так там все забито этими самодельными капканами и сетями. Охота на крупного зверя уже давно разрешена только с помощью ружей, капканы опасны и негуманны. Туда сами охотники только так попадаются.

Находим среди прочих браконьерских орудий странный совок с гребенкой, оказывается – лоток для сбора ягод.

– Тоже запрещенная вещь. Кусты рвутся, деградируют, урожайность снижается. А вот местные жители нам на колеса ставили – инспектор показывает угрожающего вида самодельное устройство с гнутыми гвоздями, такие у нас тут отношения. Несколько лет назад было совсем плохо: как-то сожгли дом заместителя директора и общежитие, сейчас уже такого нет почти. Как правило, с нами в открытую конфронтацию не вступают, только исподтишка могут проколоть колеса, поджечь что-нибудь.

– Неужели со всеми такие сложные отношения?
– Ну почему, с теми, кто удит рыбу, не нарушая закона, мы хорошо общаемся: они нам рассказывают, кто где браконьерит, им и самим это выгодно. Сейчас есть такая штука – электроудочка, это просто беда. Она подает в воду электрический заряд и убивает всю рыбу, которая оказывается в радиусе ее действия. Та, что выживает, теряет способность к икрометанию, для восстановления популяции может потребоваться не один год. И предотвращать это все нам помогают именно «хорошие» рыбаки.

– Были случаи, когда браконьеры вас не боялись? Отказывались признавать вашу власть?
– Нас бояться и не надо. У нас нет цели кого-то запугать. Наша цель – соблюдение закона. С любым человеком ведь можно найти точки пересечения.

– Но вообще страшновато, они же там все экипированные охотники, с ружьями, пальнут еще…
– Так мы тоже не без ружей. Бывает, конечно, оказывают сопротивление: не нравится людям, когда их куда-то доставляют, изымают оружие или штрафуют, что ж, это наша работа.

Судя по внушительной амуниции инспектора, у них действительно есть все возможности дать злодеям отпор: табельное оружие, рация, видеорегистратор для фиксации преступлений, при необходимости могут выдать служебных собак.

Чтобы понять, с кем бороться, просим нарисовать типичный портрет браконьера.

– Мужчина от 30 до 50 лет, нигде не работающий, неумеренно употребляющий алкогольные напитки. Для таких людей это побочный доход, потому что браконьерством особенно не заработаешь. Это не новые русские, которые приезжают и стреляют во все подряд, нет, им выгоднее поехать в охотхозяйство, купить там лицензию – и нет проблем. Потому что с собранным и заряженным оружием находиться на территории заповедника – это все, уголовное дело.

– Наверняка полно людей, которые нарушают закон по незнанию.
– Да, мы только за сентябрь составили больше двадцати административных материалов просто за нахождение на территории. Ходили, грибы собирали.

– Как оправдываются?
– Говорят, что не видели знака или не обратили внимания на указатель, так как шлагбаумы в некоторых участках у нас открыты. В заповеднике есть определенный участок, на котором жителям поселка в порядке исключения разрешают собирать грибы и ягоды – не можем же мы нарушать права граждан. Вообще, скорее всего, пройдет десять лет – и браконьеры совсем вымрут, потому что ни молодежи, ни дачникам, которые сейчас потихоньку заселяют Рустай, это неинтересно.

– И что же вы будете делать?
– Природоохранная деятельность – это же не только поимка преступников. Заповедник – научная организация, здесь проводятся исследования, например, проект по восстановлению популяции оленей, которые тут когда-то обитали, – у нас здесь со второго этажа экоцентра можно на них посмотреть. Кроме того, ведется экологическое просвещение, мероприятия для школьников и студентов, да и много всего. Не заскучаем.

Как все устроено
Нам тоже хочется посмотреть на оленей. У большого окна лежат бинокли и установлена подзорная труба – тут можно разглядеть оленьи домики, но самих зверей, к сожалению, не видно.

– Как вы вообще стали инспектором?
– Я уже в школе об этом подумывал. Хотел стать охотоведом, закончил биофак ННГУ, а работать тут начал, еще когда был студентом. Так что я уже здесь десять лет.

За это время ситуация изменилась в положительную сторону: когда Николай только приступал к работе, браконьерство было обычным делом, сейчас люди стали понимать, что им грозит за нарушение закона, и поутихли.

– Финансирование улучшилось, и самим инспекторам стало комфорт-нее: раньше-то на своем бензине приходилось работать и за свой счет покупать технику, сейчас всем необходимым снабжают: начиная от вездеходов и заканчивая приборами ночного видения.

– Кто входит в вашу оперативную группу?
– Все очень разные. Один из Нижнего Новгорода, другой – из села Владимирское, оттуда, где озеро Светлояр, третий вообще из Москвы, работает по две недели в месяц. У нас большая текучка – людей не устраивают условия: небольшая зарплата, ненормированный рабочий день и мало свободного времени, а молодым людям нужно свободное время, согласитесь ведь?

Мы соглашаемся.

– У нас сейчас ужесточаются требования к инспекторам: возраст, образовательный ценз, здоровье.

– Вы же в лесу живете, свежим воздухом дышите, много гуляете, чего вам болеть?
– Это да. Бывает, в день больше двадцати километров приходится прошагать – если надо обойти труднодоступные места. Зимой тяжеловато: на лыжах проводим зимние маршрутные учеты – зверей считаем. Вот тогда в течение четырех дней мы живем на кордонах – специально оборудованных домах в лесу, сами печки топим, заготавливаем дрова.

На кордоны у нас съездить не получается: инспекторы разобрали все вездеходы со смешным названием «Бобры» и разъехались на патрулирование. Не дождавшись оленей, мы решаем пойти на одну из экскурсионных троп, на Вишенское болото. Чтобы туда дойти, нужно пересечь почти весь поселок, и мы успеваем осмотреться.

– Когда вы уезжаете на кордон, вы чем там занимаетесь? Вокруг лес…
– Кто чем. Кто книги читает, кто кроссворды разгадывает, кто компьютер берет с собой – устанавливаем генератор, так что с электричеством проблем нет. Я в свободное время оформляю документы – накапливается много бумажной работы. У меня, конечно, рутины больше, чем романтики.

По дороге встречаем коллегу Николая – Марию Ивановну, которую он называет одним из опытнейших сотрудников заповедника. Мария Ивановна работает в отделе охраны лесничества и очень переживает из-за того, что рустайская администрация отказывается ремонтировать местный мост с нежным названием Поцелуев.

– Три года уже долбим всем начальникам, только Путину еще не писали, а все равно ничего не чинят.

Интересуемся, тяжело ли работать женщине в лесу.

– Я вообще-то инспектор прежде всего. И бабушка десять раз.
Заповедник
Заходим на территорию заповедника и понимаем, что могло смутить неудачливых туристов: на всех дорогах стоят открытые шлагбаумы, а в пиктограмме «человечек с рюкзаком», которая изображена на табличке, не сразу можно рассмотреть запрет на посещение.

В начале семидесятых здесь были крупные пожары, рассказывает Николай, и было решено эту территорию как-то восстанавливать. Сначала ее закрыли, а потом подумали и организовали заповедник – там, где уже ничего не осталось.

– А вы сами можете находиться на всей территории заповедника?
– Да, мы можем находиться везде, даже в так называемой «зоне покоя». Это заповедное ядро с нетронутой природой. Когда был пожар, мы даже не убирали там деревья, пораженные огнем, несмотря на то что могут завестись короеды или вредители.

Сворачиваем на экскурсионную тропу на болотах – узкий деревянный настил, по которому приходится идти гуськом. Периодически нам на глаза попадаются стенды, рассказывающие о типичных болотных растениях и местных обитателях.

– Это верховое болото – здесь нет опасных мест, провалиться можно только на низовом. Видите тропку? – Николай показывает нам на дорожку, протоптанную прямо на болоте, – это местные ходят, надел сапоги – и вперед.

Вода начинает подниматься, когда мы выходим на открытый участок. Наш проводник рассказывает, что возраст этого леса больше шестидесяти лет, и в обычных условиях сосны были бы уже высотой 15 метров, но местные деревья похожи на молодняк из-за азотного голодания – типичная для болот история.

– Вам вообще нравится гулять по лесу, не по работе, а просто так? Или надоедает?
– Нравится, ведь если лес не любишь, то и работать тут не сможешь. Здесь ведь можно не просто ходить туда-сюда, а наблюдать за природой. Иногда мы ходим слушать, как глухари токуют, приходится часа в три утра выбираться, чтобы не спугнуть их, – вот это интересно.

На выходе с экскурсионной тропы играют трое детей лет пяти-шести. Они бегают вокруг нас, ласково называют нашего сопровождающего «дядей Колей» и хвалятся палками, найденными в кустах. Дальше мы идем все вместе, ребята бесстрашно лупят друг друга и выдают занимательные образцы детского фольклора из серии «бобер, куда попер».

– Как вы здесь ориентируетесь?
– У меня вообще-то навигатор есть. Но за десять лет уже можно начать ориентироваться и без него. По первости, конечно, плутал, как же без этого, а не поплутаешь – не запомнишь дороги. Если будешь ходить с кем-то или на машине – это не то.

Выходя из леса, замечаем столбик с триколором, который означает границу заповедника – впрочем, на него тоже нелегко обратить внимание.

Домой
Напрашиваемся под конец на пожарно-химическую станцию: там базируются отдел охраны, госинспекция и пожарные. Заходим в просторное помещение с картой территорий, одна из них вдоль и поперек испещрена нитками-указателями – как в кабинете у криминалистов.

– Ниточки – это вышка на границе заповедника, а это Рустай, – показывает инспектор. – Если какое-то возгорание происходит, эта карта помогает определить очаг возгорания по азимутам с вышек.

Проходим мимо коллеги Николая, который сидит на дежурстве перед мониторами – наблюдает за территорией. В заповеднике располагаются камеры, которые тоже помогают инспекторам следить за порядком – например, если кто-то начнет обрывать ягоды раньше срока, это может быть чревато для злоумышленников.

Во внутреннем дворе станции стоят квадроциклы, уазики, те самые «Бобры» – настоящий набор суровых жителей леса. Весь этот быт с поездками на вездеходах, борьбой с браконьерами и чтением книг в лесном домике кажется нам очень экзотическим, но Николая наше удивление только веселит.

– Это у нас-то профессия необычная? Я понимаю, какой-нибудь литературтрегер или интернет-колумнист – вот это действительно для меня в диковинку.

После трехчасовой экскурсии по заповедной зоне редакция газеты «Селедка» на крыльях кислородной интоксикации (а все свежий воздух!) унеслась на рейсовом автобусе обратно в загазованный Нижний Новгород. Николаю мы пообещали меньше торчать в интернете, беречь природу и больше гулять в хвойном лесу.