Еще древние греки считали комическое антонимом трагического. Аристотель возлагал на комедию обличительную функцию: она призвана восстановить справедливость, указать и высмеять недостатки. Самый знаменитый автор жанра Аристофан, например, нападал на софистов и современных политиков; но еще тогда его обвиняли в непристойности. Люди, которым не нравится низкий стиль Адама Сэндлера, вероятно, думают, что когда-то комедия была возвышенной и благородной. Однако стоит открыть «Облака» Аристофана – и сразу натыкаешься на глумливые пассажи вроде рассуждения о том, «пищит комар гортанью или задницей». Комическое и непристойное почти всегда было неразрывно связано. Фрейд связывал юмор с мыслями, которые подавляются обществом.

Современность следует все тем же эстетическим принципам. Конечно, есть благопристойные ромкомы, где герои влюбляются и переживают массу комических ситуаций, не выходящих за рамки дозволенного. Вместе с тем существуют и настоящие черные комедии, основанные на похабных, грязных и неполиткорректных шутках. Апологетом такого стиля является главный пранк-комедиант современности Саша Барон Коэн, с легкостью меняющий свои образы-маски. Самый провокационный из них по-прежнему – казахстанский журналист Борат Сагдиев, который отправляется в антропологическое путешествие по Америке.

Полнометражный фильм «Борат» стал одним из главных российских хитов в нулевые – нелепый усатый мужчина в костюме пьет из унитаза, гоняется за Памелой Андерсон и бегает голым по отелю. Коэн сумел взбесить всех: от феминисток и либералов до казахов и республиканцев. Однако за скабрезным меметичным юмором скрывается острая политическая сатира: он не издевается над конкретной нацией, а выводит собирательный образ иностранца, каким его видит американское общество. Он выступает в образе шута, поэтому ему дозволено все, например, толкать на огромном стадионе речь, которая якобы возвеличивает действия США в Ираке (на самом деле с точностью наоборот).

После этого Коэн еще несколько раз выступал в жанре пранк-журналистики, заставляя Дика Чейни подписать канистру для пыток (отсылка к зверствам в американской тюрьме Гуантанамо) или провоцируя конгрессмена на оскорбительные расистские высказывания. Его комедия вполне себе наследник аристотелевского представления о жанре: он работает с несправедливостью и подвергает критике консервативные настроения в США.

Комедия – действенный инструмент демократии, «несерьезная» форма, которой прощается многое. Но можно ли шутить над смертью человека, если он сам был катализатором массовых убийств? Британский сатирик Армандо Иануччи сначала вдоволь поглумился над родными медиа («Гуща событий»), прошелся по американской выборной системе («Вице-президент»), а после решил взяться за Советский Союз.

«Смерть Сталина» – интересный случай того, как политическая комедия про события шестидесятилетней давности оказывается актуальной сейчас. Отец народов умирает в луже собственных нечистот, а его приближенные (один отвратнее другого) начинают грызню за власть. За рубежом фильм Иануччи приняли как высмеивание любой авторитарной системы. Российская реакция была куда показательнее. Общественный совет при Минкульте сразу насторожился, а после премьерных показов ситуация начала накаляться. Ряд российских режиссеров (Михалков, Бортко, Мирошниченко) написали открытое письмо министру культуры. После этого прокатное удостоверение у «Смерти Сталина» изъяли, а депутаты призвали и впредь бороться с западной пропагандой.

Можно ли шутить про смерть человека? Да, примеров тому достаточно: «Неприятности с Гарри», «Уикенд у Берни», «Голоса». Но это все о вымышленных персонажах. О почетных покойниках можно снимать или хорошо, или никак. Особенно если эти «мертвецы» все еще живы и здравствуют в общественном сознании.

Попытки нащупать границы дозволенного предпринимаются регулярно. Недавний «Джокер» Тодда Филипса корили за сцену, где карлик не может дотянуться до дверной цепочки. Это один из немногих по-настоящему комических моментов в фильме, который служит для зрительской разрядки (действие происходит сразу после кровавого и натуралистичного убийства). Режиссер обвинил современную политкорректность, которая ограничивает комические темы.

Искать границу следует в по-настоящему трагических событиях, которые перевернули историю XX и XXI века. Теракт 11 сентября – больная тема в американском обществе и совершенно неочевидная тема для комедии. Официальные медиа сторонились шуток на эту тему, однако вскоре интернет наводнили самые разные мемы о трагедии: да, это ужасно, но низовой культуре можно смеяться над всем, как это было в Средневековье. Серия «Южного парка», вышедшая спустя пять лет после теракта, издевалась над сторонниками теории заговора. Прямые шутки под моральным запретом до сих пор.

Стоит ли шутить про массовую трагедию? И если да, то зачем? Холокост – лучший пример события, которое повлекло за собой гибель миллионов и травмирует еврейскую нацию до сих пор. И тем не менее существуют мемы и анекдоты, подступающие к непростой теме. Восприятию такого типа юмора посвящены десятки статей и книг, выводы которых разнятся. Исследовательница Лиат Стеир-Ливнy не дает четкого ответа на вопрос, поставленный в заголовке своей книги «Нормально ли смеяться над этим?», но замечает, что черный юмор – важное средство исцеления травмы.

Да, это противоречивое явление, но оно имеет право на существование: такой смех побеждает смерть, формирует нашу идентичность. Черный юмор – важный механизм на пути прогресса, позволяющий справляться с неудачами и оставлять травматичное в прошлом. И поэтому становится очень страшно, когда комедия про коммунистов и смерть вождя способна кого-то оскорбить. Кажется, так призраки прошлого сопротивляются своему изгнанию.