Насколько большую роль в ощущении особенностей конкретного городского пространства играет его восприятие другими людьми, в первую очередь писателями и художниками, понимаешь, когда переполненность впечатлениями дает живую картину с поправкой на век назад. 1912 год: «Вот сейчас я ходил по набережной Оки. За рекой – Канавино, ярмарочное место. Целый город. Будто замок старинный, возвышается «Главный дом». Церкви. Башни старинные… Фантастичными казаться стали тесные стройки за рекой». Так вслед за Борисом Пильняком пристальнее вглядываешься в город. Шагам по улицам вторят мысли о том, как было: усилие представить подкрепляется словесными зарисовками. Для будущего всемирно известного писателя Нижний – всего один учебный год, но, вспоминая дни, проведенные здесь, он писал: «В каждой повести моей есть кремль, заречные дали, тишина, – и там, в дачах, за тишиной, за чертовщиной вокруг (как нижегородский Макарий) – прекрасная мечта о прекрасной девушке. Это навсегда дал мне Нижний».
Летом 1912 года Борис Вогау приехал в Нижний из подмосковного Богородска с намерением окончить реальное училище. Здесь жил его дядя, служивший губернским зоотехником. У него Борис и поселился на улице Напольно-Монастырской (участок улицы Белинского от Крестовоздвиженского монастыря до Всесвятского кладбища). «Живу я на краю города. Из окна видно поле, овраги, деревушки и у самого горизонта лес… Недалеко… находится монастырь. Старый, большой, стоит он среди высоких деревьев. Рядом кладбище – тоже старое, таинственное…» Жизнь у родственников – один из мотивов «Поокского рассказа».
Владимирское реальное училище на Покровке тоже осталось в памяти Бориса Андреевича, впечатления о нем отра-зились в нескольких зарисовках учебных будней в рассказах и воспоминаниях, опубликованных в 1923 году в нижегородском журнале «Зори», сотрудником которого числился писатель.
А так, были прогулки по Покровке, где знакомились с гимназистками, свидания на Ошарской, «экскурсия» в Сормово, синематограф, театр, кафе Розанова, встречи «Богемы» (что-то вроде литературного кружка), где появлялся и Федор Богородский, будущий художник, тогда еще гимназист. Целую зиму, по выражению писателя, высокий, рыжий и нескладный юноша носил по городу себя, зеленую шинель и свои мысли. А спустя десять лет вспоминал своих приятелей: «Где вы, элегантный Эспер Лавров, реалист в черной шинели? Вы помните наш Мининский садик, наш тайный путь в кремлевскую башню – и Откос с Александровским садом и Фонариком? Константин Николаев, Иродион Мосенко, Иван Сазонов и я, – это нами изучались пивные и набережные, – с тем, чтобы петь про дубинушку, о том, что «дружно, товарищи, в ногу»: оттуда, с набережных, кремль высок, черт бы его побрал, – бутылка пива – 8 копеек, а элеватор – 5, а нам – 18 лет». Элеватором нижегородцы называли фуникулер, который впервые заработал в России именно в нашем городе. В 1896 году начали действовать два фуникулера – Кремлевский и Похвалинский. Вагоны элеватора, оборудованные емкостями для воды, работали в режиме маятника: с помощью парового насоса емкость вагона наверху заполнялась водой, тогда как емкость нижнего вагона опустошалась, и они менялись местами под действием силы тяжести. Вагончик был рассчитан на пятнадцать человек и наряду с трамваем был очень популярен у учащихся того времени.
В письмах к родителям Бориса Вогау – подробное повествование о том, как живет в городе на Волге-Оке их сын. Оттуда сыплются каждодневные мелочи из прошлого старого Нижнего: торговки, изводящие криками «Луку! Луку длинного!» и «Яблок! Яблок садовых!», говор на «о», чиновник почтово-телеграфной конторы, хранивший газету, где он был пропечатан за «в пьяном виде», вечеринки у гимназистки Аси Фишбейн… Чрезвычайно уютная Покровка с трамваями рисуется по этим описаниям: «Зима! Зима! Вчера весь день валил снег – все бело. Сегодня хватил морозец. Лица радостные, веселые. Воздух резкий, терпкий… Учащиеся бегут. Розовые щеки. Гимназисточки надели шапочки; с муфтами. Идут, смеются. Дворники чистят тротуары от снега. Скользко.
– А-а! – упала одна гимназисточка – маленькая, тонконогая. Книжки рассыпались. Два гимназиста бросились поднимать. Она улыбается».
1913 год: спешно достраивалось здание банка на главной улице города, готовились к встрече императорской семьи. Весной Борис радовался Волге, пароходным гудкам, ручьям и свежему воздуху – всему, что замечал на улицах. А распрощался он с городом «в дни, когда Нижний изнывал на улицах, в шпалерах людей – солдат, жандармов, шпиков, гимназистов, гимназисток, реалистов, семинаристов и прочее, – в дни 300-летия дома Романовых». С дипломом в кармане он покинул город, к которому обращался уже как писатель.
1915 год для Бориса Андреевича – вход в серьезную литературную жизнь. Тогда возник и псевдоним «Пильняк»: из деревни Пильнянка писатель посылал рассказы в редакции журналов.
В одном из писем к другу он отмечал: «Образ должен быть глубоко реален и самобытен, – …только тогда он показывает». Отсюда – до сих пор – притягательная свежесть произведений Пильняка. Также он писатель-путешественник, который настойчиво – и этим покоряет – ведет читателя за собой. География его странствий чрезвычайно обширна: Англия, Япония, Китай, США, полярная экспедиция на Шпицберген, путешествие по Средиземному морю…
Удивительный, безусловно, талантливый писатель спешил правдиво рассказать о том, что происходило, пытался разобраться, куда несут страну революционные метели. Но такой правде не было места. На десятилетия имя Пильняка, гремевшее в двадцатые годы, было забыто. Только с 1976 года вновь появляются в СССР его книги.
На полках местных букинистических магазинов часто попадается под руку выпущенный в 1991 году Волго-Вятским книжным издательством сборник избранных произведений Бориса Пильняка «Заштат». Под скучной с виду обложкой скрывается неожиданный по настроениям мир, истоки которого и в Нижнем, где по Канавину, как в Венеции, можно плавать на лодке, где на Откосе «сердце щемит зеленый закат».