"Театр без театра"

В мае в литературном кафе «Безухов» состоится последний эскиз-показ в рамках «Драма-talk»– проекта, направленного на знакомство широкой аудитории с современной драматургией. За полгода существованияшесть режиссеров экспериментировали и удивляли публику театром «без занавеса».Мы решили обсудитьпроект ив целом ситуацию с театрами с мужским сообществом «Культурный фронт».

Гительсон:  Проект «Драма-talk»вызвалбурное обсуждение. А как он зарождался?

Курицын: Появился он, грубо говоря, от безысходности. Его курировала Ольга Лукинова из МАССОЛИТа, потом мы подключились. Наше поколение двадцатилетних к театру испытывает больше безразличия, но, посещая то, что происходит в рамках проекта, мы понимаем, что существуют некоторые другие формы и во что-то их можно облечь, а главное –есть люди, которые этим могут заняться и которые на видув этой области. Это в первую очередь театр «Зоопарк», от которого понятно чего ждать икоторые готовы идти дальше, вариться в чем-то новом. Посоветовавшись с тем же Львом Харламовым, с Анной Гор,мы собрали некоторый пул режиссеров, которые приняли эту идею. Изначально не было доверия к формату, и к площадке в первую очередь. В итоге получилосьто, что мне намного более близко,чем классический театр. Будущее проекта не прописано, завершится он в мае,во что это дальше выльется – непонятно.

Гительсон: Проект был инициирован людьми одного поколения, а реализовывали его и сильно возбудились на этот счет люди другой возрастной категории.Вашему поколению интересен результат, который осуществили «взрослые»?

Курицын:  Безусловно, интересен, но тот ресурс, который у нас был, исчерпан, потому что мы люди, не обладающие властными полномочиями и не внутри театральной ситуации. Мы все-таки снаружи.

Сучков:  Я соглашусь, что каждый театр, каждый творческий акт рождает стиль общения со своей аудиторией:  в проекте «Драма-talk»–с глазу на глаз, за чашкой кофе, где можно тут же что-то обсудить. В хорошем смысле это такоебезответственное общение. Очень легкое, не без глубины, не без содержания, хотя пока тут для меня самого есть вопрос, сколько в этом проекте от формы. И что тут опережает:  форма либо содержание. Ноэтот стиль общения, простите, но другого слова пока нет, – тусовочный. Молодым людям приелись клубы, вечеринки. Меняются вкусовыепредпочтения – они, мне кажется, смещаются в сторону, не скажу что театральных событий–скореев сторону зрелищ.

Блохин:  Не надо говорить за все поколение. Ни за все поколение старших, ни за все поколение молодых. Есть те, кем востребована «Драма-talk»и они хотят что-то новое оценить, а есть те, которые этого видеть не желают и не будут. Если вернуться к нашей основной теме, то можно констатировать, что очень сильно изменилась ситуация в театральной среде города.Народ пошел в театры, причем в разные театры –заполнена «Комедiя», заполнена Драма. То, что был возрожденфестиваль Горького,тоже говорит о многом, ивласть идет нам навстречу. Евстигнеевский фестиваль, опять же. На время появился Золотарь, который взорвал город, пришло новое поколение в ТЮЗ. Мне кажется, что все люди, которые были в чем-то заинтересованы, всегда двигали ситуацию, чтобы что-то делать, хоть как-то, маленькими попытками. Появился спрос, людям стало просто интересно, они проснулись. Начали появляться фестивали, мы ездим на гастроли, получаемкакие-то призы. Жизнь почему-то стала булькать, она уже нетакая гладкая. Сейчасточно есть спектакли, которые играют, которые смотрят, которые вызывают интерес.

Плохов: Вот Блохин сказал, что залы битком, и действительно, когда я выхожу из «Кладовки», то вижу, что в Драму идут. Но в основном в культурные места города ходят одни и те же люди, перетекают из одного сосуда в другой. Вот Харламов говорит, что мы воспитали свою публику. Очень хорошо, что она осознанно платежеспособна и приходят на спектакли из раза в раз, но люди одни и те же. Как расширить аудиторию, я не знаю.

Харламов:  Ты говоришь, тусовка, перетекающая из одного места в другое – это плохо, а я не могу понять, почему это плохо. Смотрите что происходит:  у проекта «Драма-толк» была на самом деле большая история, и об этом нельзя забывать. МАССОЛИТв 2005 году впервые проводил«Молодого литератора», это был конкурс литературного творчества студентовим. Н.И. Лобачевского, иидеи там,по сути, не было никакой. Но Оля Лукиновасделала это маленькое мероприятие на уровне университета с такой активностью, с привлечением людей, экспертов, что на следующий год оно уже выросло даже не до уровня города, а до уровня области. На третий «Молодой литератор» пришло шестьсот заявок со всей страны, то есть моментальный прорыв. С огромным количеством людей, которые на сегодняшний день формируют культурную среду в Нижнем,я познакомился там. Была создана молодежная тусовка, которая позволила МАССОЛИТу создавать новые проекты, такие как «Печа-куча», например. Врезультате, по отношению к театру такой проект, как «Драма-толк», т.е. основываясь на определенной культурной среде, которая была создана постепенно,за семь лет, это результат. Семилетняя деятельность МАССОЛИТа, восьмилетняя деятельность «Зоопарка», пятилетняя деятельность «Кладовки», «Арсенал» тоже не год назад, не на пустом месте возник. Это процесс, и процесс, который вырастает изнутри.

Блохин:  Другое дело, что воронка, которая образовалась, начинает втягивать в себя все больше и больше людей. Что очень радует меня, хотя ясовсемне человек тусовки, но, начиная втягиваться, понял, что это интересно.Все говорят, что устали от государственных театров, хотяони тоже разные бывают. Неравнодушные люди в городе есть,они пытаются что-то сделать. И еще в какой-то период раньше большую ответственность за культурную жизнь города брал на себя СТД –Союз театральных деятелей. Был такой период, и это нельзя отрицать. Это не только «Веселая коза», но иогромное количество проектов, как Школа современного театра, те же самые литературные конкурсы. Потом это утихло, образовался определенный вакуум, который должен был взорваться, ислава богу, чтовзорвался.

Ряписов: В моем сознании логическая цепочка такая:  примерно 7–8 лет назадк нам пришел новый губернатор Валерий Шанцев ипригласил нового министра культуры– Щербакова, а тот, в свою очередь,пригласил режиссера Вячеслава Кокорина. Мне кажется, что именно тогда все произошло. Фестиваль «Реальный театр», первые потрясения в сознании общественном. И то, о чем мы сегодня говорим, – это следствие тех изменений, которые на уровне власти, в общем-то, произошли.

Харламов:  Но они так же быстро и закончились, удавились. Момент всплеска,безусловно,был. Я помню, как в честь Кокорина, когда он только начинал здесь работать, была устроена пресс-конференция, и этот день совпал с днем закрытия в Нижнем Новгороде радио «Эхо Москвы». Это был пропущенный момент, никем не оцененный: Кокорин пришел на пресс-конференцию, сел, не знал, что говорить, потом заявил:  «Я не понимаю, что произошло. Я как теперь жить буду? Вы понимаете, что «Эхо Москвы» в Нижнем Новгороде закрыли?»Все такие:  и че? Да вы не понимаете,явставал по утрам, включал радио, слушал, психовал. Меня заводило, как у нас все плохо, и я с этим ощущением приходил в театр и начинал репетировать. Это вот к разговору о поступках власти.

Блохин:  Но ведь ты и до Кокорина всем этим занимался. Для тебя он авторитет, адля кого-то этого человека вообще не существует, поэтому это очень личная позиция.

Харламов:  Я говорю о том, что в ТЮЗхлынула совсем другая публика, которая не ходила ни к тебе, ни ко мне, или в силу возраста вообще не ходила в театр. Это совсем другие люди.

Ахадов:  Это все зуд мозга.Вы замечаете про семь-восемь лет назад. Что-товспыхнет, потом опять угаснет. Так все и есть периодами, а со стороны власти никогда ничего не делалось. Видимо, сейчас настал очередной период выхода этого зуда. У кого-то он вырывается в какие-то выковыривания булыжников, что я всегда предлагаю делать и побросать куда-нибудь, а кто-то находит возможности какие-то в силу убеждения. Вот какЛев привез Ирину Зубжицкую на «Человека-подушку»– немыслимо, что это можно было сделать. Что люди должны отрывать и во что себя загонять, чтобы делать театр для молодого поколения, которое совсем по-другому все воспринимает.

Харламов:  Это очень точная мысль, и «Драма-толк» является основным выразителем. Инициатива, проявленная поколением двадцатилетних,в результатекоторойв проект были втянуты люди совсем другого поколения для постановок. Втянулись те, кто пришелпростыми зрителями. Есть потребность диалога.

Блохин: На первые показы приходилатусовка, вся своя, потом появились совершенно новые люди, потомвообще не попасть.Причемоб этом проекте говорят и внутри государственных театров, на показы стали приходить актеры, которые раньше вообще участиянигде никогда не принимали. И им стало интересно.

Гительсон:  Люди пришли на «Драму-толк» за чем-то другим, ведь актеры те же, в том-то и дело. Они пришли за другим процессом. Все согласятся с тем, чтоэтот проект вызвал определенную волну споров в отношении и понимании.Произошел определенный водораздел людей, понятно, что все эти границы очень условны, но то, что эта поляризация произошла, очень важный момент. Дело ведь не в том, чтобы воевать друг с другом, но то, что где-то как-то спало в людях какое-то недовольство, конфликты, в результате осуществления подобных проектов, вылились наружу. Для меня, кстати, был очень важный показательный момент. Когда Сергей Блохин пришел в театр «Зоопарк», все сказали –эх и ничего себе. Мне кажется, что-то произошло в нем и тех людях, которые раньше на некоторые процессы смотрели критически и не хотели внимательнее к этому отнестись, а потом решили поучаствовать. Почему ты пришел в театр «Зоопарк»?

Блохин:  Потому что меня туда позвали.

Харламов:  Потому что он хороший артист. Сейчас в нашем театре, как бы это мегапафосно ни прозвучало, есть правило:  человек, который выходит на сцену театра, должен быть не только хорошим артистом, но у него должна быть очень широкая, мощная, явная жизненная позиция. Это связано и с камерной сценой, и с теми надсмыслами, которыемы пытаемся донести.

Блохин:  Да, яоткровенно не принимал некоторые вещи иоднаждыдля себя решил, что если хочется понять, надо попробовать самому. За проектами типа «Драма-толк»стоит невероятный интерес и желание, которое вызывает у меня огромное уважение. Для меня главное – это что-то хотеть, желатьделать. Зачастую многие эти проекты, несмотря на некоторые несовершенства, экологически чистые, как яблоко, которое хоть и с червяком, но оно чистое, хорошее. А есть то, чтовоском покрытое.

Гительсон: Но для людей со стороны каждый из здесь присутствующих с чем-то ассоциируется, что-то символизирует, вотты ассоциировался очень четко с академическим театром драмы.

Блохин:  Кроме своей основной академической деятельности, я участвовал во множестве проектов. Я отстаиваю Драму, и почему – я там работаю, насколько могу, настолько и работаю. По чесноку. Поэтому мне обидно, когда говорят, что-то про театр драмы.

Гительсон:  Мы все живем в плену стереотипов, иногда мы людей воспринимаем как стереотипы, иногда театры. Но самое главное, на мой взгляд, что стереотипы начали рушиться и люди изменились, и наш взгляд друг на друга изменился, происходит сдвиг.

Ряписов:  Я согласен. Хочу еще озвучить одну мысль: в этом году 26 марта в Международный день театра я наблюдал, будучи уже приезжим человеком, какцеремонию вручения всяких наград правительственных в театре куколведет Харламов, в этот же вечер в театре комедии Блохин делает закрытие Евстигнеевского фестиваля. Одни и те же люди работают. Да, есть поляризация, но есть те, которые были в театре кукол и не ходили и никогда бы не пришли в «Комедiю», хотя людей, которыебыли и там и там, в этом году было гораздо больше.

Блохин:  Евстигнеевский фестиваль существует десять лет, а Министерствокультуры его отрицает, хотя он, естественно, внесен во все реестры фестивалей. Мы спрашиваем:  а что такого?Ведь чем больше, тем лучше. Нет, стереотипы и личные амбиции. Именно с этим я и пытаюсь бороться –надо отбрасыватьличное. Если жевозвращаться к театру «Зоопарк»,то это величайшее счастье, репетициис Зубжицкой, мечта! Как бы вот этуатмосферу, это желание создавать что-то, перенести в репертуарный театр? Тогда, мне кажется, все встанет на свои места.

Гительсон:  А обратный процесс может происходить? Мы говорим о процессе, когда коллеги из театра драмы приходят в «Зоопарк». Можно лисебе представить Харламована сцене театра драмы? Нужно ли это?

Сучков:  Ну, это же было с Олегом Шапковым. Недолго, но все же. В таких театрахочень велика инерция, цели и задачи разные, опять же вкус у тех людей, стоящиху руля государственной театральной компании. Чтобы сломать это… Когда я пытался сделать спектакль «Эмигранты»,вы не представляете, сколько мне пришлось пробивать. Хотя казалось бы, ну что? Два человека заняты, я не требовал никаких дополнительных репетиций, подстраивался под график, репетировал чуть ли не по ночам. Единственное, что просил – сделать удобный амфитеатр для зрителей. Для ста человек, чтобы им не на сцене сидеть. Это встречалось невероятно, отказ по любому поводу. Причем это стоило небольших денег для театра, но иэто невозможно.

Харламов:  Когда мы заканчивали театральное училище, та драматургия, на которую мы смотрели молясь, – это была драматургия так называемого театра абсурда.Так вот, Александр Сучков – тот самый режиссер в Нижнем Новгороде, который умеет ставить спектакли по пьесам драматургов такого театра, а внашем городе все уже давно забыли об этой прослойке авторов. Откуда двадцатилетние могут узнать о них?Вот этот огромный пласт театра просто вычеркнут. И это при том, что у нас есть режиссер, который умеет, любит, может и хочет это делать. Но это проблема, и толькокажется частной, на самом деле она не меньше, чем то, чтоставится или не ставится новая драма в городе.

Блохин:  Тут все банально просто. Дело в желаниичеловека. Если я хочу сделать роль, я ее делаю, несмотря ни на что. Главное, что когда количество этих желаний совпадает, тогда получается результат. В «Зоопарке»с желанием все хорошо. Там нет ни одного нежелающего,и тут не деньги не важны, ничего. Все заточены на работу. Если говорить о «Драме-толк», вот я, перекладывая на себя, я же ленивый человек – вот смог бы я поднять это? Нет. Надо совершить огромное количество всяких движений.Лукинова вот имеет желание со своими товарищами, она и пробивает эту историю.

Гительсон: Все проекты, о которых мы говорим, это как раз-таки «театр без театра».

Харламов: В городе было много проектов, которые можно подвести к этой формулировке – «Маленький театр» Сучкова, постановки Ярлыкова в«Комедiи», Фирстовой в ТЮЗе. Постепенно это все уходит, и я понимаю почему – просто заканчиваются силы на борьбу. Желание никуда не уйдет,оно существует в этом городе, но необходима поддержка, и она необходима именно в виде свободной театральной площадки–ее есть чем заполнить.

Блохин: Театр жил, жив и будет жить. Его жизнь складывается не только из спектаклей, но и от внутреннего состояния зависит, проходят ли капустники, праздники, ходят ли вокруг театра сумасшедшие – это хорошая примета, если ходят, значит, что-то налаживается. Это я и хочу перенести в театральную среду:  чем больше будет проектов всевозможных и разных, с матом, без мата, для молодых, для старых, тем лучше. Это как дрожжи, сейчас среда набухла –и сразу стало все происходить, но согласен, что в театральной среде этому тесту нужна какая-то помощь.

Гительсон:  Если допустить, что появится такая независимая площадка, все равно появятся вопросы:  кому это подчиняется,кто это финансирует, с кем дружит этот директор…

Ряписов:  Это будет зависеть от целей и задач, для чего она будет открыта. Вспомним Дом актера. Как часто там что-то ставят? Свет и звук там есть. Просто у этих людей нет целей, и то, что существует «театр без театра», в том числе и их проблема. Значит, они не хотят, чтобы у театра появился театр. Вот ярассуждаю следующим образом:  мне звонит сотрудница:  «Мы за первый квартал выполнили58% плана, еще чуть-чуть –и можно не работать». Логика не ее личная,ее поставили в такие условия, она не самаоб этом думает, ей просто необходимо выполнить план. Харламову необходимо выполнить план –хотя бы раз в два года выпустить новыйтеатральный проект, который будет будоражить кровь. У него цели другие, и если бы он поставил цель получить здание, он бы давно его получил. Энергии его бы хватило.

Курицын:  Вэтой ситуации без изменения исходных данных может помочьтолько появление какого-то покровителя – на муниципальном уровне, областном или частном–меценат, который поможет и во все это вложит какое-то количество ресурсов.

Блохин:  Далеко за примером ходить не надо – были на гастролях в Вологде,там шикарный Дом актера, площадка отличная. Я думаю:  как же так? Почему в Вологде это происходит, а у нас не получается. Так вот в День города на закрытом актерском театральном мероприятии присутствовалмэр с женой как частное лицо, а вы представьте, сколько в такой праздникему надо событий посетить, онже выбирает театр. Сразу понятно, откуда идет финансирование, откуда желание, откуда спонсоры. В Перми люди понимают, как это важно, Золотарь уехал, так он говорит, что там и актеры, и режиссеры получают в девять раз больше, только делай. А у нас любят спорт, поэтому у нас ФОКи, стадионы. ВНижнем Новгороде ни один властный человек, начиная с Немцова, не ходил в театр,ну и не любил соответственно.

Гительсон:  Мне же кажется, главная задача находится в другой области – в области общественного мнения:  мы все позволяем, чтобы было так, как есть сейчас. Мы говорим между собой, переписываемся вФейсбуке, не распространяем это мнение дальше. Даже для этого круглого стола нам было очень трудно найти людей, которые одновременно были в театре «Зоопарк» и на «Драме-толк» ипри этом могли бы что-то говорить. Узок круг людей, которые участвуют в этом процессе.

Харламов:  Как общественное мнение повлияет на появление свободной театральной площадки? Как эти вещи сходятся?

Гительсон:  Когда об этом будут говорить все, тебе сами будут предлагать.

Харламов:  Мне предлагают прочитать «Тотальный диктант» на общественных началах, вот чего я добился, я с огромным удовольствием это сделал и очень рад, но никто не приходит и не говорит:  Лева, давай мы дадим тебе свободную площадку. Не связаны эти вещи. Ко мне хорошо относятся в этом городе, но когда я разговариваю с людьми, от которых зависитфинансирование спектакля, свободной театральной площадки, они говорят– не нужно.

Гительсон:  А я вас уверяю, что 90% потенциальных зрителей до вас просто не доходит. Есть зрители с деньгами, с головами, с лоббистскими возможностями.Движение должно быть с двух сторон. Я за то, чтобы приводить их в театр, ипротив снобистской позиции, мол,пускай сами придут. Не придут. Начиная со Станиславского, заканчивая Табаковым – все они ходили и по чиновникам, и по меценатам и говорили:  придите, посмотрите и дайте денег.

Харламов:  Если постоянно долбить и говорить, то к тебе придут и дадут? Ничего подобного. Всех оченьустраивает эта ситуация.Когда я прочитал в отчетном документе СТД за прошлые пятьлет 27 упоминаний театра «Зоопарк» – это очень удобная позиция:  вы работайте, а мы будем отчитываться.

Гительсон: Может, это в силу возраста, мы многое знаем, от многого устали, но когдакто-то со стороны нас начинает дергать,мы дергаемся, начинаем шевелиться и начинаем говорить. Если мы хотим что-то изменить, нужна консолидация сил независимо от тусовок, возраста, театров. Надо куда-то двигать этот процесс.

 


Также почитать