"Большинство актеров плохо работать не могут"

Актер и режиссер Лев Харламов – о тотальной банальности, нытье преподавателей, выхолащивании Чехова и вопросе, о который разбиваются все аргументы

Сейчас у меня не существует ни желания, ни потребности что-то кому-то доказывать.
★ ★ ★
Совершенно очевидно, что в театре на сегодняшний день происходит перестройка, переосмысление. Ни в каком виде там не нужно воспроизведение действительности. У театра сейчас вообще другие задачи.
★ ★ ★
Абсолютная доступность информации привела к тому, что молодые люди не собираются что-то погружать внутрь себя на уровне знаний. Я очень часто слышу ответ: «Зачем? Это можно посмотреть в интернете». Я всегда отвечаю: «Конечно, можно посмотреть, но ведь важно понимать, что ты спрашиваешь у «Яндекса», ты же должен задать ему определенный, сформулированный вопрос, а для этого хоть какой-то системой знаний нужно обладать». Но пока мое мнение вызывает только непонимание.
★ ★ ★
На одной из первых встреч со студентами я демонстрировал методы анализа пьесы. Мы просматривали непонятные нам фактические вещи в произведении, и я говорю: вот, здесь встречается фамилия Вейнингера, не знаю, кто это такой, надо узнать. Через две минуты студент поднимает руку, читает мне статью из «Википедии» про Отто Вейнингера и говорит: «Вот!» Я, конечно, рад и сделал бы так же, но это не «Вот!», это только начало. Надо узнать, кто он такой, что он написал, а написал он ведь только одну книжку, а потом и вовсе застрелился в 23 года. Так вот, студентов, которые прочитали эту книжку целиком, двое из двадцати. Нет желания, нет способности углубляться. Эта поверхностность знаний очень меня расстраивает.
★ ★ ★
На спектакле, который я поставил в театральном училище, «Класс Бенто Бончева», я всегда сижу в первом ряду. Нажимаю на кнопки, показывая видео – как выяснилось, я единственный человек, который на это способен. Я нахожусь в уникальном физическом положении: впереди сцена и спектакль, а за спиной – весь зал. За десять лет работы в театре «Zоопарк» я научился слышать зал, я понимаю, как зрители реагируют. Своих студентов хочется научить прислушиваться, чтобы каждый спектакль был своеобразным диалогом со зрителем. Этот диалог должен возникать не на простом уровне: они посмеялись, и я еще сильнее намазал слой маргарина, который им нравится. Они должны понимать, что это чуть сложнее. Конечно, зал каждый раз разный, он меняется. Был спектакль, когда где-то у меня за левым плечом сидела одиозная фигура в Нижнем Новгороде Костя Барановский, и он сделал этот спектакль, реагируя на все мои крошечные постановочные нюансы. Возможно, это потому, что у нас один возраст, много общего, вплоть до степени цинизма. И он реагировал так, что мои актеры это чувствовали, удивлялись, а Костя заводил собой зал.
★ ★ ★
Сейчас будет скромное заявление: я честный. И, наверное, это главное в абсолютно всех поведенческих паттернах. Во всех видах своей деятельности я стараюсь быть настолько честным, насколько это возможно.
★ ★ ★
Не знаю, сколько в своей жизни я посмотрел спектаклей, записанных на видео, наверное, ничтожно мало. Как-то в Москве на школе-фестивале «Территория» у нас была творческая встреча со Львом Додиным, перед которой нам показали его спектакль «Жизнь и судьба» по Гроссману. Три с лишним часа в конференц-зале гостиницы на большом экране. Я посмотрел его с огромным удовольствием и азартом, получил колоссальное удовольствие и тогда подумал: почему же я не смотрю спектакли в записи? Оказалось, что причина-то была не в постановке, а в том, что рядом сидели люди, с которыми мы прошли кучу непростых мастер-классов, прожили какую-то общую жизнь, у нас была атмосфера зала. Но даже при этом диалог между сценой и залом терялся, а это, как мне кажется, как раз самое главное в театре.
★ ★ ★
Когда мы начали работать с Сергеем Александровичем Капковым на Чукотке, мне было 29, а ему 25 – эта энергия, энергия людей, которым еще нет тридцати, была главной движущей силой в том, что происходило. Он тончайший руководитель. Люди, которые от него получали, может, так и не считают, но мне очень повезло – благодаря своей максимальной честности, удаленности от семьи и привычного круга общения я посвящал работе порядка девятнадцати часов в день. И он меня как-то всегда хвалил. Капков абсолютно искренен в том, что он делает как руководитель. Изучая вопрос, разговаривая со специалистами, он в зависимости от всего этого выстраивает свою стратегию. У него нет вкусовщины, и то, что он сейчас делает в Москве, у меня вызывает только восхищение.
★ ★ ★
Очень много людей в Нижнем Новгороде прогнозируют то, что я буду работать чиновником. А я не знаю. Думаю, смог бы, но не уверен, что я этого хочу. Захочу, если система изменится.
★ ★ ★
Я не могу сказать, что представители государственных структур плохо относятся к театрам: наш центральный театр – драматический – живет, на мой взгляд, очень хорошо. Можно бесконечно ныть про маленькие зарплаты, но тем не менее. Вообще, что касается нытья, мне очень нравятся педагоги, которые постоянно причитают про крошечные зарплаты, сколько бы им их ни повышали. Они вытягивают взятки различными способами, им дарят дорогие подарки, а они все равно говорят: вы, родители, козлы, вы плохо воспитываете своих детей. Я очень агрессивно настроен к нынешней системе образования, гораздо более агрессивно, чем к представителям государственных структур. Меня как папу двух мальчиков система образования задевает в разы больше. Это нытье для чего происходит? Я работаю плохо, потому что мне платят мало. А так как у меня маленькая зарплата, я буду работать еще хуже. Большинство же актеров плохо работать просто не могут.
★ ★ ★
Власти не интересуются театром всерьез. Наверное, некому интересоваться.
★ ★ ★
Жить в привычной схеме всегда легче, чем каждый раз совершать какие-то открытия, поиски, построения новых систем. И, конечно, жить в привычной схеме, прикрываясь словом «традиция», значительно легче, чем искать иные смыслы.
★ ★ ★
Мне странно, что академический театр драмы имени Горького гордится своим спектаклем «Саломея». Для меня «Саломея» и иллюстрации Обри Бердслея, совмещенные в одном сценическом пространстве, являются запредельной банальностью. У меня даже не возникает приятно-ностальгических ощущений, несмотря на то что книга Бердслея была культовой в то время, когда я учился в театральном училище, мы всю его графику знали наизусть. Черно-бело-красное решение этого спектакля – тотальная банальность. Что касается содержания – по мне так оно есть только в работе Сергея Кабайло, который играет Ирода. Он понимает, что делает, и мне любопытно его понимание этой роли. За всем остальным наблюдать неинтересно.
★ ★ ★
Вопрос, которым меня мучили в театральном училище, до него и после него: почему застрелился Константин Гаврилович Треплев? Недавно в «Сапсане» перечитал «Чайку». Прочитал, закрываю последнюю страницу пьесы и осознаю: какие же сволочи терзали меня этим вопросом! Константин Гаврилович встречает Нину, которая стала проституткой, которая жила с Тригориным, понимает, что продолжает ее любить, задает ей вопрос: а если бы сейчас, после всего, что Тригорин совершил с тобой, он бы тебя поманил, ты бы за ним пошла? И она говорит: да. После этого она выходит, а он стреляется. И почему же, едрена мать, застрелился Треплев? Почему мне, юноше, постигающему актерское мастерство, канифолили мозг этим вопросом? У Чехова нет этого вопроса. Может быть, из-за неудавшегося поиска новых форм в искусстве, спрашивали меня мои педагоги. Да просто из-за того, что Нина любит Тригорина, понимая, что он сволочь. Но говорить, что она проститутка – нельзя, это табу. Если из Чехова выхолащивать это реальное его содержание, эротику и прочие взаимоотношения, то тогда, конечно, можно ставить Чехова и не ставить современную драматургию, потому что из современной драматургии это убрать никак нельзя.
★ ★ ★
Я с нетерпением жду, когда моему сыну исполнится 16, и тогда я скажу: «Сынок! А теперь я расскажу тебе, сколько в мире существует прекрасной литературы для взрослых!» Но я с ужасом думаю, как буду давать ему читать Пелевина. Видимо, придется предварить все это лекцией о материальной культуре определенного периода. Сколько недель я должен с ним разговаривать, чтобы дать ему почитать «ДПП (NN)»?
★ ★ ★
Мой старший сын получает книги только из моих рук – ему запрещено брать книжки с полок. А интернет у меня дома уже год как отключен. Это сознательный поступок. Дети мои по этому поводу сильно нервничают, говорят: папа, ты поедешь к себе в студию, найди, пожалуйста, вот эту, эту и эту информацию. У них есть свой компьютер, там просто нет интернета. Я не вижу другого способа, как оградить их от того обилия порнографии и неверной информации. У них еще не работают фильтры. Это радикальная мера, но я не вижу для них пользы в социальных сетях. Телевизора у меня дома тоже, кстати, нет.
★ ★ ★
Совершенно точно мое самое большое достижение в жизни – это двадцатилетие совместной жизни с Аллой Надиной. Мы не расписаны, у нас нет штампа в паспорте. Мы вместе двадцать лет, у нас общая квартира, двое общих детей и, самое главное, колоссальное общее прошлое.
★ ★ ★
Я девять лет преподаю два чудесных предмета: «Мастерство радиоведущего» и «Мастерство эфирного выступления». У студентов я формирую нелинейный способ восприятия мира, и если бы мы находились в государственной системе образования, меня бы точно убили: мы скачем от времени к времени, пытаясь разобраться со всех сторон в этом вопросе. Те студенты, которые у меня учатся сейчас, говорят: так, Лев Юрьевич, все, что вы нам рассказали про радио, намекает на то, что с радио сейчас дела плохо обстоят. И я, радостно: ну смотрите, как вы быстро сделали этот вывод! Они задаются вопросом, что же делать. И я им говорю: «А делать-то должны вы! Вы должны прийти в радиопространство и изменить его». Я сам не знаю как, потому что если бы знал, то сделал бы это сам.
★ ★ ★
Год назад я ушел из «Русского радио в Нижнем» после четырнадцати лет работы в прямом эфире. Конечно, ужасно скучаю, никакие записанные программы этот драйв заменить не могут. Но мне было слишком легко там работать, я не затрачивался вообще. В этом появилась бессмысленность, а продолжать существование в бессмысленности незачем.
★ ★ ★
Если в театр ходит 4 % населения – значит, это элитарное искусство, если это элитарное искусство, тогда почему там демонстрируется ширпотреб с точки зрения драматургии, то есть какие-то комедии положений, которые призваны только смешить зрителя, и ничего больше? Я был на сдаче спектакля «№ 13» в Нижегородском театре драмы и думал, что у меня лопнут глаза, щеки и живот от смеха. Когда мы вышли на улицу покурить с моим уже, к сожалению, покойным педагогом по истории русской и зарубежной литературы Альбиной Александровной Нестеровой, она, умнейшая, высокообразовеннейшая женщина, бывшая для меня непререкаемым авторитетом, сказала: «Да, вот ведь ужас-то». Я сказал, что в жизни так не смеялся, на что она ответила: «Да, и я очень сильно смеялась. И что?» Я, правда, тогда не понял этого ее «И что?». А сейчас понимаю. В этом вопросе заключен очень важный принцип понимания комедии положений. Да, «№ 13» очень хороший спектакль. И что? Альбина Александровна предвосхитила великий вопрос интернета: «И че?» Я серьезно думаю, что этот вопрос очень важен, и всячески его поддерживаю, используя как абсолютно гениальный аргумент в спорах.
★ ★ ★
Многие мои знакомые московские актеры говорят мне: «Ты дурак, что ли? Людей твоего возраста и твоей фактуры не так много в Москве. Ты будешь востребован, просто нужно сделать хорошую фотосессию, развезти по агентствам свои фотографии, ну, и когда тебя зовут, приезжать на кастинги». А я говорю: «Не-е-ет. Если кому-то нужно, пусть они сами сюда и приезжают». И это не из-за лени, я часто бываю в столице, для меня это не проблема. Для меня проблема в этой ситуации доказательности, я к ней не готов.
★ ★ ★
Существует расхожее мнение, что быть актером просто. Это стереотип, который существует вне театра. Внутри профессиональной тусовки существует другое мнение: актер не должен обладать высоким интеллектом. Я считаю, что это колоссальное заблуждение, потому что на сегодняшний день именно личность актера, находящегося на сцене, первостепенна. Нас интересует не Гамлет, а Смоктуновский в роли Гамлета. Актерская профессия в первую очередь сложна тем, что широта представлений о мире должна быть огромна. И глубина проникновения в тот материал, над которым ты работаешь, должна быть максимальна, насколько у тебя хватает сил – а это требует высокого интеллекта, без него невозможно.

Также почитать