В городе существуют дыры.
В эти дыры проваливаются машины, уходят человекочасы, в них исчезают люди и целые музыкальные группы. В прошлый раз я говорила о концерте ONYX, о котором никто не подозревал ни до, ни после события; в ту же временную информационную дыру закатился концерт швейцарцев Schnellertollermeier.
Шестое марта. Город в ускоренном режиме выращивает тюльпаны и розы, салоны красоты работают на износ оборудования, мужчины ищут деньги, женщины превращаются в залы ожидания знаков внимания. Шестое марта – это, кажется, четверг, совершенно случайно в ленте между постами о котенке и чьем-то ребенке я узнаю, что через три часа в Music Hall на Белинке будут играть Schnellertollermeier.
Понятно, что такое название способно вывести из себя человека с ослабленным зрением, понятно, что прочесть без специальной физподготовки его можно только с третьего раза. У меня была фора – ребята успели сыграть в Москве на разогреве у ужасной и великой Лидии Ланч, и их имя было мне знакомо. Причем знакомо не только мне – по центральным музыкальным СМИ разбежались статьи о швейцарцах, группа выступила на актуальных столичных площадках, в общем и целом не оставшись обделенной вниманием.
Введу в курс. Schnellertollermeier – это брачный союз джаза (в понимании этого слова контрабасистом-наркоманом), прога и поп-музыки (опять-таки в понимании этого слова пианистом-аутистом). Импровизация играет здесь роль архитектурной структуры каждой композиции – ритмы меняются несколько раз в минуту, немыслимо уживаясь на одном квадратом метре, грув рвется там, где толсто, и крепнет там, где тонко, мелодии болеют обсессивно-компульсивным расстройством и не могут выбрать себе стабильное настроение: сейчас им холодно, или хочется покоя, нет, здесь что-то не так, извините, пожалуйста, я выйду в окно, закройте за мной. Если стандартная песенная структура «куплет – припев – куплет – припев» – это скульптура обнаженного Аполлона с четкими приятными глазу пропорциями, то импровизация – это центральная нервная система позировавшего скульп-тору; это сор, хаос и бред, из которых растут и экзотические цветы, и буйная луговая трава, и пятнистые стада коров, и ты и я на заднем фоне рядом с линией горизонта.
У вас часто остаются подобные ощущения от городских концертов? Пропустить такой вечер значило бы пропустить что-то действительно редкое.
Место проведения концерта изначально смущало. Music Hall – купеческая вотчина рок-н-ролла для уставшего нижегородского бизнес-орла. Тут спокойно, тут столики, колонны и диваны, тут хороший звук. Здесь хорошо слушать группы с красивыми фронтменами в коже и идеальными соло на красных гибсонах. Припевы про горячую любовь и сильный характер привязываются к организму, всепонимающие куплеты массируют уставшие плечи – до новой встречи, дорогой мой человек, и не забудь пиджак на спинке стула, говорит Music Hall своим посетителям. Концерт молодых авангардистов из Европы в этом малиновом спокойствии сейчас кажется мне частью хитроумного плана, как сбить с толку слушателя еще до первых музыкальных тактов.
Переступаю порог клуба и понимаю, что на данный момент я единственный пришедший. Ребята из Schnellertollermeier сидят у бара, выставив для никого столик с дисками и мерчем, рядом с ними озадаченный промоутер, и задумалась о своем девичьем официантка.
Мне неудобно: стыдно за безразличную к авангарду городскую молодежь, некуда спрятаться от трех пар глаз Schnellertollermeier, проскальзывает мысль, что придется отдуваться за всех и буйно танцевать перед сценой.
В зале появляется еще одна девушка, на лице ее недоумение, где все, кто виноват и что выбрать из меню. В углу материализуется компания женщин, они заказывают еду и принимаются громко обсуждать дела – Виктория Ивановна разводится, представляешь. Под потолком работает телевизор, в нем русские депутаты решают, что делать с Киевом. На месте промоутера я бы немедленно начала снимать фильм – вокруг бытовой сюрреализм в чистом, неразведенном экстракте. По моим ногам под столом проходит личный муравьед Сальвадора Дали.
Через полчаса становится ясно, что никто больше не придет. Schnellertollermeier берут инструменты, страшно смеются над происходящим и искренне благодарят всех пришедших. В этот момент, как перед запуском ракеты, на доли секунды останавливается время – становится жутко и страшно непонятно, что сейчас произойдет.
Мне приходилось играть концерты для шести человек – скорее всего, неподготовленную натуру это может серьезно ранить. Молодые музыканты часто видят себя ныряющими в руки поклонников, в их восхищенные взгляды, чувствуют себя вершителями судеб и водителями настроений. Молодой музыкант хочет всего и сразу, и концерт в пустоту – серьезное испытание на зрелость человеческого эго.
В действительности же сыграть концерт для шести человек – это космический опыт, когда ты меняешь не кого-то в зале, а себя. Тебе нужно сдвинуть внутренний тумблер и отпустить обиду на улицу – уходи, проклятая, ты мне мешаешь. Обида, воя, уходит, а ты стоишь с распахнутым окном в районе грудной клетки и понимаешь, что сегодня должно быть только так.
Впрочем, нет четкой инструкции, что и где сдвигать; вполне возможно, что музыкантам Schnellertollermeier с высоты своего швейцарского облачка было вообще безразлично, сколько человек сегодня в зале в этом непонятном русском клубе. Легко вступает гитара, и долго тянется нота, то увеличиваясь, то уменьшаясь в звуковом объеме, с левого фланга к ней вкрадчиво подбираются барабаны и бас – чтобы застать врасплох в первую очередь самих себя. Плавность укачивает, успокаивает бдительность, девушка слева начинает романтично покачиваться, женщины притихают за салатами. Они еще не знают, куда едет эта машина – не сворачивая, она несется прямо в пропасть, куда мы будем падать в течение часа.
Пост-хардкор? Прогрессив? Прости меня Создатель, пост-рок? Эта музыка органична вплоть до отказа от личности и ухода от самоопределения. Она такая, какой ей хочется быть, а любая попытка дать ей имя заставляет ее смотать суперструны и испариться. Беру, мне это подходит – я танцую сидя на стуле, ноги мои бесконтрольно гуляют, ботинки разбросаны по полу, и довольно косится гитарист.
Не знаю, можно ли назвать это эквилибристикой – несмотря на техническую сложность, в авангарде Schnellertollermeier нет нарочитой игры мускулами, это не демоверсия достижений музыканта-спортсмена. Свободное владение полиструктурами всего лишь способ изъяснения – просто о сложном, легко о трудном. Здравствуй, поп-музыка, хочется сказать этой свободе, снимая ее с товарного поезда технологичности.
★ ★ ★
Вечер шестого марта потрясающий. Девушка продолжает покачиваться, уже с пивом, депутат в телевизоре страшно вращает глазами и не знает, как идеально вписывается в авангард музыкальной мысли, клуб Music Hall наполнен саундтреком маленькой любви во время большой чумы. Хочется распахнуть окна, чтобы Schnellertollermeier играли на весь город, сбивая с толку улицу Белинского, ломая лифты в торговом центре «Этажи».
В конце трипа я шнурую ботинки, передаю музыкантам привет на салфетке и говорю Вселенной спасибо за падение в очередную городскую дыру.