Елена Ивановна уже сутки танцует босая в деревянной избе, со стен смотрят на нее календари-травники, иконы скорбно молчат в углах дома, собака забилась под кровать и ждет ночи. Ночью Елена Ивановна уходит из дома. Она работает водителем хоровода и ровно к трем ночи бежит к реке по туманной влаге и мягкотравью, и только красное пятнышко сарафана мелькает в чаще леса, растворяясь во мраке. Дорогая деревня, сколько в тебе первозданной простоты мысли. Но кладбища твои согреты искусственными невянущими цветами, а люди твои рассыпались по всей земле, ушли в города, остановились в съемных квартирах с убогим ремонтом, купили двушки в спальных районах и убивают в себе силу земного притяжения. Для таких, как они, и для тебя, земля, – для кого же еще, если не для вас – Родина плодит, Родина выплевывает певиц имени себя.
Надежда Бабкина – женщина-каравай, рабыняизаур, вымирающий вид русской женщины. Остры ее шутки, громко чокаются рюмочки, топают красные сапоги на бегу из-за кулис на сцену. Горят софиты, золотые зубы первого ряда и ремешки с пряжками на молодых танцорах и баянистах – всё ждет Царицу, и зрители в зале, и зрители у телевизора добродушно улыбаются, уже привыкшие к кафедре народного пения в русском университете шоу-бизнеса.
Надежда Кадышева – Жанна Агузарова от народной песни. В свои разумные годы Надя гуляла по тонкой грани между сумасшествием народовластия и женской ниточкой печали в стилистике Татьяны Булановой – полуплач, полулозунг, «за мои зеленые глаза называешь ты меня колдуньей». Когда в зеленые глаза Надежды вселился бес шоу-бизнеса, она стремительно превратилась в киборга – буквально за пару выпусков журнала «7 дней», и существенная часть аудитории в страхе отшатнулась. Сердца простых людей – бабушек, продавщиц, пьяниц – не требовали золота, косметики и эпатажа, и Надежда, увы, выпала из общего звукового ряда простой, обычной семьи.
Не бывает пустым святое место, а тем более место женщины. Русь велика, и столь же велико желание людей ее забыться и петь до утра дурным голосом про настоящее, незыблемое веками. Горят теплом рюмки, манят душисто ломтики еды, и сердце ищет стеночку, чтобы прислониться. В этот ключевой момент, когда простому человеку обычно нужно так мало, Бабкина шагает в сторону театра, Кадышева – в себя, и тут из торта «Наполеон» выскакивает Лена Василек.
Впрочем, не будем врать, ничто не берется ниоткуда. Творческий путь Лены Василек долог – потихоньку-помаленьку Лена исполняла и писала, писала и исполняла с 1990 года, оставаясь в тени своих могущественных коллегесс по сцене. Начался ее творческий путь в ансамбле «Белый день», и на сегодняшний день в их багаже внушительная дискография: альбомы «Балалайка in Rock», «Уху я варила», «Ай-яй-яй», «Ай-яй-яй по-новому», «Трактористка», «Запевай, земляки!» и др. Хорошо в краю родном, сразу же ясно?
Я не знаю, что произошло, как это случилось, но сегодня 18 октября, шесть вечера, и я сижу в предпоследнем ряду на балконе на концерте Лены.
Лена Василек достойна Государственной премии – на концерте она отчаянно, страстно вычерчивает патриотическую линию, кричит: «За санкции!» – и мечется по сцене босая, в белом платье с блестками, топя зал в своей любви. Одинаково страстно Лена любит все: Россию, маму, детей, гулять, мужчину, васильки, поля, трактор, обед. Смотри у меня – грозит Лена любимому и рубит за него избу, сажает дерево и растит сына, дочку, снова дочку, да чем больше, тем лучше. Васильковые глаза полей родной страны одобрительно смотрят в окна Лениного дома, где она сидит, закусив гусиное перо, обнажив шариковую ручку паркер, и записывает распевные квинтэссенции: «Эх, бабы, бабы, мне бы замуж кабы», «Растет, растет возле дома калина, растет, цветет на мою, на беду». Завтра срубит, не сомневайтесь.
В зале ДК «Красное Сормово» все люди района. Женщины качают руками над головой, дети неуклюже пошатываются в проходах. Многие в шапках. Лена на сцене как вулкан, очень громко и самозабвенно поет в микрофон, набрасываясь волной на ряды сидящих – и как тут устоять? За ее спиной балалаечник и баянист, профессиональные музыканты из Московской консерватории; они подпрыгивают в ключевые моменты и, в общем и целом, ведут себя как рок-артисты. Балалаечник время от времени проверяет, хорошо ли стоят волосы.
Вот Лена несется со сцены в зал, следом за ней мечется прожектор – вжимаются в кресла слушатели, мало ли что на уме у сильной женщины. Сильная женщина не причинит вреда, она просто фонтанирует энергией, и на сцене ей тесно. Дети, бабушки – никто не обделен вниманием, тут потрогала за нос, тут погладила по голове, здесь поклонилась в пол.
В перерывах между песнями Лена читает стихи собственного сочинения все о том же. Рядом со мной восторженно эхает и ахает женщина лет пятидесяти и раз в песню (стих) толкает подругу локтем: смотри-ка. Сбоку сидит конгломерат девушек за сорок и безотрывно снимает сцену мобильным телефоном. Иногда они склоняются друг к другу кучей, чтобы восторженно обсудить особо мощную поэтическую находку, и тогда телефон теряет кадр и снимает кресло или ноги.
Когда программа начинает подходить к своему логическому, как мне кажется, концу, Лена Василек весело кричит: «АНТРАКТ!» – и убегает за кулисы. Зрители растекаются, зал пустеет. «В буфете сегодня свадьба», – таинственно произносит женщина с кресла передо мной и достает бутерброды с копченой колбасой. Я смотрю на внушительный кусок батона и считаю кружочки колбасы – раз, два, три, четыре, пять, шесть…
После первой части программы, призванной внушить гордость за гражданство, Лена должна запеть о любви и женском счастье – я сижу и рассуждаю про себя, пытаясь сориентироваться, когда же прозвучит главный Ленин хит: «Живет, живет в этом доме Галина». Антракт тянется бесконечно, бутерброды с колбасой не кончаются и зверски пленительно пахнут, люди вокруг шуршат пакетиками и салфетками, покачивая головными уборами – мм… какие хорошие рижские шпроты. Зал ДК «Красное Сормово» напоминает торжественную столовую, и только у меня нет талонов на ужин.
В тот момент, когда я уже точно решила попытаться проникнуть на свадьбу в буфет, звенит второй звонок, гаснет свет, и на сцене моментально появляется хозяйка вечера. Хмурое ожидание песен о чувствах, которые не способны растрогать мое голодное сердце, но внезапно Лена начинает петь о мамах. Первая песня, вторая. «Пожалуйста, можно еще? – волнуется артистка. – В прошлом году на меня обиделась зрительница – после концерта она долго рыдала дома. Ее разбередил мой цикл про маму».
«Не-е-ет, – гудит ульем зал, – по-о-ой».
Тут Лена садится на коня, спускается в зал и находит в первом ряду пожилую даму в темно-красном вязаном платье. «Можно, я буду петь вам: “Я люблю тебя, мама”, а вы мне: “Я люблю тебя, дочка”?» Женщина смущена, но кивает и покорно следует на сцену, где ее уже ждет стул с прорванной местами обивкой.
«Я люблю тебя, мама», – вступает от всей души Лена, закатывая глаза и прижимаясь к женщине в темно-красном, и та неожиданно высоким юным голосом радостно сообщает: «Я люблю тебя, дочка» – и, отпихивая микрофон, лезет целовать Лену в щеки. Это повторяется несколько раз. Зал замирает, стучат сердца, преисполненные нежности. На улице тает выпавший вчера снег, где-то кто-то наконец звонит родителям.
В этот проникновенный момент, когда становится ясно, что нет на свете ничего чище и яснее, чем любовь матери и дитя, внезапно прерывается фонограмма.
Одновременно с этим в темноте зала запинается и падает мужчина, пытающийся наощупь найти свое место. Мужчина уже изрядно попахивает допингом, который принял, для того чтобы пережить второе отделение. Вселенная запинается и хыхыкает.
Все вежливо молчат – как если бы кто-то из гостей за столом, увлеченно рассказывая о постановке в Большом театре, случайно икнул. Я тихо смеюсь, забыв о женщине с колбасой; баянист и балалаечник застенчиво отворачиваются от зала и как будто изучают убранство сцены, и Лена – женщина – памятник Победе – принимает огонь на себя. «Я люблю тебя, мама!!!» – градус отчаяния в голосе подскакивает вверх, и женщина на стуле просто вцепляется в нее до конца последнего припева, не в силах больше петь.
Упавший в темноте мужчина находит себя между рядами, поднимается и начинает шумно аплодировать, свистеть и кричать: «Молодец, молодец!!» Впрочем, никто его не поддерживает. Обиженный, он начинает подсаживаться к одиноким женщинам и хватать их за плечи – одной не нравится, другая смущенно улыбается и терпит, косясь на подруг.
«Спасибо вам, мой родной, образованный, интеллигентный, красивый Нижний Новгород!» – трагически шепчет Лена Василек, срывая лавину аплодисментов.
Я покидаю зал, не дождавшись хита про Галину, выхожу из здания и иду вперед, быстро покрываясь миллионом падающих снежинок. За моей спиной на стенах ДК меланхолично развеваются афиши-объявления: «Рок-острова», Рада Рай, «Шубы. Рассрочка». Жить так интересно.