Делать подарки легко и приятно. Особенно если адресат не избалован вниманием. Такой никакому коню в зубы смотреть не станет. Если только конь не троянский.

Впервые страна столкнулась на практике с такими понятиями, как беженцы и гуманитарная помощь, после землетрясения 1988 года в Армении. По телевизору впервые и много говорили о жертвах катастрофы, о восстановлении стертых с лица земли городов. Каждый день шли сводки о людях, которые остаются под завалами. Показывали палаточные лагеря на фоне руин Спитака и Ленинакана. Названия эти остались в памяти навсегда.

Потом всю страну растрясло так, что понятие «гуманитарная помощь» прочно вошло в обиход. Папа в начале девяностых принес жестяную десятикилограммовую банку с пальмовым маслом. «Гуманитарка», – сказал он маме. Мне очень понравилась яркая и такая большая канистра с иностранными письменами. Наверное, именно так, еще не прочитав Жюля Верна, я узнал, что в мире есть страна New Zealand.

Все кто хотел – сбежали. Кому не досталось пальмового масла – вымерли. Раны империи не успели зажить, как рванула Чечня. Потом техногенным катастрофам уже не было числа. Шли гуманитарные грузы туда, где плохо, и ехали беженцы оттуда, где жизни им не было.

Теперь вот случилась Новороссия. Опять беженцы, опять гуманитарка.

★ ★ ★

Активно бросились все собирать вещи и деньги для терпящих бедствие летом. Тут кто только не включился. К нам в редакцию «Новой газеты» в Нижнем Новгороде» несли скарб мешками и чемоданами. В основном молодые мамы. Вещи соответствующие. Много женских, часто непрактичных, названия которым я даже не знаю, корсеты всякие, иногда нижнее белье, что совсем уже как-то неправильно было бы отправлять «на территорию». Разумеется, многое шло в утиль. Были детские вещи до года, которые тяжелее заносить до дыр, потрепанные мягкие игрушки.

Сложнее всего пристроить именно секонд-хенд. Спрос на него невысок. Срабатывает блокировка: если вещь не нужна там, откуда она, зачем она нужна мне? А еще разрывается незримая связь между дарителем и одариваемым, пока вещи преодолевают тысячи километров пути.

Поток гуманитарки к наступлению холодов изрядно поиссяк. Энтузиазм у многих прошел, да еще и государство, как у него это принято, стало выбивать стул из-под независимых сборщиков после минских соглашений о перемирии. Война ведь кончилась, значит, не надо нагнетать страсти.

На границе таможня начала чинить препоны, в городах разрешения на пикеты по сбору помощи стали давать при условии, что денег и вещей собирать там не будут. Когда гуманитарный конвой идет из официальной России, рядом не стой.

Проходят, конечно, грузы. Когда по полям, когда по серой, через взятки таможенникам. Иногда получается и по белой, если хорошо расскажешь сказку про терпящую бедствие любимую бабушку. Когда везешь полсотни пар теплых берц, речь, очевидно о бабушке-сороконожке (десять пар про запас).

★ ★ ★
За день до нашего с Захаром Прилепиным отъезда в Новороссию с грузом гуманитарной помощи появилась новость о вещах, найденных страйкболистами где-то в Сормове. Вещи предназначались беженцам. История неприятная, бросившая разом тень на многих сборщиков.

Уже по возвращении стал разбираться, что произошло. Выяснилось, что никакой не музей ГАЗа виноват, как говорили, и даже не Общественная палата Нижегородской области, которая вообще к сбору и отправке отношения не имела.

В профкоме ГАЗа адресно собирали вещи для одной семьи из Луганска. Бросили клич. В считанные часы одежек нанесли столько, что хватило бы на целую деревеньку. От излишков принято было решение избавиться, но собирают многие, а возят туда, «на территорию», единицы. Коробки же с вещами в иных лагерях беженцев мокли под дождем. Их был летом явный переизбыток.

В одном из пунктов сбора помощи водителю сказали, что принимают только стиранные и отсортированные вещи, в другом сослались на их некондицию. В итоге водитель повез свой груз на свалку, но и там его отфутболили требованием заплатить за прием мусора.

Незадачливый водила не придумал ничего лучше, чем вывалить все, что у него было в кузове, в заброшенную постройку неподалеку от свалки. Идиотизм, конечно, но что делать. Собрать бы все найденное в кулек и довезти бы до места, но нет, кто-то поджег обнаруженные вещи. Съемочные группы телеканалов приехали уже к обуглившимся тряпкам.

Ситуация, к сожалению, не исключительная. Когда самоорганизация общества снизу не встречает поддержки сверху, случается и не такое.

★ ★ ★
После соглашения о перемирии федеральные каналы возвестили: «Война кончилась, возвращайтесь!» Многие поверили.

Захар Прилепин был в Луганске в середине сентября и писал оттуда, что на улицах почти нет людей. С конца октября в холодном расстрелянном городе жизнь снова закипела. Жителей в городе вполовину меньше, чем было до войны. Точнее никто не скажет пока. Работает огромная барахолка, где продают все: от домашней утвари до съестных припасов. Часть гуманитарки, не нашедшей хозяев, тоже наверняка здесь. Заработали школы. Социальные пособия при этом выплачивать нечем, зарплаты тоже. Электричество работает с перебоями. Вода есть не всегда. Город на пороге гуманитарной катастрофы, люди мерзнут. Тепла в Луганске этой зимой не будет, подходы к ТЭЦ заминированы, сама она на украинской стороне. Греются кто чем может.

При этом в самой ЛНР сейчас нет единого центра по распространению гуманитарной помощи. О причинах закрытия не говорят. Помощь принимают по остаточному принципу. Примерно так же, как тот нижегородский водитель, можно кататься от инстанции к инстанции, если не знать, кому адресно можно помочь. В Донецке такой центр появился недавно. Говорят, приехал парень из Москвы, и все закрутилось. Правда, тут же последовал SOS: «Наши склады пусты!»

Можно отвернуться и пройти мимо равнодушно. Можно пытаться помочь. Помогать хотят многие, но беда в том, что процесс сегодня слабо организован. Любая частная инициатива захлебывается от переизбытка лифчиков и корсетов. Денег на сортировку грузов, приведение вещей в подобающий вид, на отправку не хватает. Многие водители готовы ехать за бензин, но и бензин надо как-то оплачивать. Чтобы какой-то фонд встал на ноги, должно пройти время. Игорь Стрелков, вернувшийся в Москву, сейчас создает свой фонд, но человек войны эффективнее соберет деньги именно на войну, на обмундирование для ополченцев, имею в виду. Помогать же надо в первую очередь гражданским.

Наше желание помогать кому-то находится в области бессознательного. Это эмоция, реакция на несправедливость мира. Есть люди, которые занимаются благотворительностью систематически. Они воспринимают это как некую повинность – десятину, которую необходимо отчислять тем, кто сейчас в беде. Благотворителей становится больше год от года, но там, где можно помочь одному, в безвестности сгинут сотни.

Ждать помощи от государства, увы, не приходится. Значит, надо продолжать помогать самим. Процесс долгий и мучительный, но в стране, в которой гражданское общество чаще только и умеет, что надувать щеки от собственной значимости, реальное гражданское общество грузит сегодня ГАЗели и КамАЗы, чтобы кому-то там перепала пара теплых перчаток или вовремя подоспели медикаменты.

Эта война далеко не последняя на постсоветском пространстве. На наш век войн еще хватит, увы. Слишком много к тому предпосылок. Кто знает, не окажемся ли и мы сами в положении беженцев завтра. Дай Бог, найдется человек, который захочет помочь и нам.