"Братство пара"
Постоянный автор «Селедки» Марина Самкович исследует незнакомые для себя места – на этот раз она, несмотря на страх и скромность, отправилась в общественную баню
Я смотрю рекламу в Фейсбуке. Молодой человек азиатской наружности заходит в банное отделение. Мужское, общее. Первое, что он видит, – пара мужиков, один из которых нежно трет другому спинку. Молодой человек делает круглые глаза. На всякий случай закрывает себе попу тазиком и нервно идет вперед. Впереди – еще несколько встреч, после которых тазик прижимается еще плотнее. В какой-то момент герой опирается на стену, та падает. За стеной – толпа голых мужиков. Все как один оборачиваются в его сторону…
«По кой черт посмотрела этот ролик?» – думаю я, волоча ноги по улице Ковалихинской. Суббота. По редакционному заданию «Селедки» я иду в Ковалихинские бани – как раз в общее отделение. Номера с компанией – это понятно. А тут? Что делать, если кто-то схватит меня за попу? Как реагировать, чтобы не попасть в полицию? Страшная бомжиха открывает беззубый рот и смеется адским смехом, толпы вшей прыгают с ее головы на меня и весело кувыркаются в мыльной пене.
Малиновое здание бань приближается. Ноги останавливаются у железной двери. Я открываю ее и попадаю в по-домашнему маленький «предбанник». Здесь специфически теплый и влажный воздух. Кресло для вахтера, яблоки на столе, книжка, плед и другие признаки, что жизнь где-то рядом. Никого. «Есть кто живой?» – кричу я. «А как же! – из внутренних помещений выплывает женщина пенсионного возраста. – Вы в общее? Вам не сюда – следующая дверь с улицы». «А в общем отделении не страшно?» – выдаю я. «Ну, как вам сказать?» – женщина делает паузу, и я понимаю: ой, страшно! «Бомжи туда ходят?» В уголках губ у женщины начинает круглиться улыбка. «Вот скажите – у бомжей деньги есть?» – говорит она поставленным голосом психотерапевта. «Нет», – соглашаюсь я. «Так как они могут к нам ходить? Нет там бомжей, там все нормальные, женщины, бабушки. Если хотите без бабушек, вам в люкс, он подороже. Некоторые к нам каждую неделю ходят! Смелее!»
Приободрившись, выхожу на улицу, открываю соседнюю дверь и попадаю на маленький оживленный пятачок. Слева – касса. В окошке выставлены войлочные шапочки, сланцы, одноразовые шампуни и другие банные причиндалы. Направо – буфет. Оттуда доносятся подогретые пивом или чем еще веселые голоса. Супружеская пара берет билеты: один мужской, один женский. Группа парней стоит у кассы и говорит о делах. Мужчин ощутимо больше.
Надеваю бахилы, поднимаюсь на второй этаж. Передо мной плетется древняя бабулька с сумками, загородившими всю дорогу. Внезапно ей навстречу раскрывает объятия кавалер лет на тридцать моложе. «Красавица наша, Светлана Ивановна! Ты к нам? Давай попарю! А это твой кадр?» – кивает он на меня, выглядывающую из-за бабкиного плеча. Бабулька называет кавалера по имени-отчеству и отшучивается. Кажется, здесь все знакомы. «Не обижайтесь, он всегда предлагает попариться, каждые выходные». Люся – завсегдатай, ходит в Ковалихинские бани уже много лет. Вместе с ней мы направляемся в женское общее, вперед до конца по коридору. Люся объясняет мне, что делать: положить вещи в шкафчик, взять тазик и приступать. В отделении – деревянные шкафчики, пол в плиточке – все как в загородном санатории. Простынями тут не заворачиваются: женщины сбрасывают одежду и дефилируют в голом виде. Те, кто отдыхает от мытья и парилки, сидят ню у шкафчиков и листают журналы.
В помывочной – алюминиевые тазики родом из СССР, пол и скамьи в кафеле – можно плескаться во все стороны водой, которую наливают из суровых кранов. Чтобы ставить тазик было удобнее, на раковинах – металлические решетки. Никто не смотрит друг на друга: все заняты собой, все чувствуют себя естественно. Женщины с картин Дейнеки всей компанией обсуждают, куда делась Светка-бармен. Дамы климактерического вида с войлочными шапочками на голове собрались в кружочек и нюхают ароматические масла. Бабушки-шарики мажутся коричневым скрабом и медитируют, подставляя тела воображаемому солнцу, как туземцы.
Намыливаюсь, щедро окатываюсь из тазика и шлепаю по лужам в парилку. Еще один завсегдатай – Лена – активно открывает и закрывает дверь в парную. На вопрос, что она делает, Лена загадочно отвечает: «Поддаю» – и скрывается священнодействовать в одиночестве. Через десять минут дверь открывается – велкам. В парилку гуськом заходят голые женщины с покрытыми головами. Внизу просто жарко, зато, поднявшись по деревянной лестничке вверх, к скамьям, попадаешь в Сахару. От первого вдоха обжигает все, со второго начинаешь ровно дышать, но чувствуешь себя космонавтом: жар проходит через все тело, двигаться тяжело, как в скафандре.
Женщины сидят на скамьях с задумчивыми лицами, веники зажаты в руках. «Девочки, вы ведете себя сегодня неправильно, – укоряет всех Лена. – Заглядываете, двери открываете, любопытствуете». Я тихо краснею – любопытствовала, да… «Ты трав, что ли, каких накидала? Поддала так поддала», – говорит Лене товарка. Мятой и лугом пахнет все сильнее. Еще минута молчания. «Ну что, поехали?» Женщины выходят из застывшего состояния, вскакивают и начинают хлестать вениками себя и подруг. «Давай! Давай! Еще? Еще!» Листья падают, от веников идет одуряющий аромат, голова кружится, и я, красная, разрумяненная, горячая, вываливаюсь из Сахары обратно, на воздух. Ощущение блаженное. Как можно мыться под душем?! Что такое душ? Ванная с пеной? А-ха-ха, не смешите меня. Только парилка, только веник, только хардкор, жар, пробирающий до костей. Сейчас больше всего на свете хочется вылить на себя тазик воды, что я и делаю. Какое блаженство – вода из тазика, которая льется на тебя водопадом, не эти жалкие капли из душа… Я мылюсь еще раз, окатываюсь еще, еще и еще. В парилку – и обратно, туда и обратно… и чтобы так было всегда.…Через час я одеваюсь и чувствую, насколько омерзительна синтетическая одежда. Только хлопок! Я заново родилась и походкой от бедра иду к зеркалу. Под зеркалом в напольной вазе – букет искусственных роз, он кажется на удивление уместным. Рядом – черное кожаное кресло с подлокотниками и горящими огоньками в системном блоке. Объявление сулит тем, кто бросит туда монетки или купюры, чудодейственный древний японский массаж на 20 минут.
Я начинаю улыбаться. Я пью чай с лимоном за 25 рублей, и становится совсем хорошо. Выхожу в коридор и дефилирую мимо мужчин (в конце коридора стоит красавец с татуированными плечами).
Под фикусом, на лавочке, как две сестры, сидят хозяйки общего и люксового отделений. Они хором приветствуют меня: «С легким паром! Вам понравилось? Вы чай пили?» Завязывается разговор, и я выясняю, что в общем чай почти не пьют, а в люксе он идет лучше. «В люксе шкафчики с замочками и столы удобнее, а так никакой разницы. Еще там парилка самая старая, вся деревянная, а в общем стены в кирпичике. У нас баня такая – все чисто, но скромно. И номера дешевые, никакого этого евроремонта, только бассейн. Зато пар отличный! К нам за паром ходят. Приходите еще!»
В кадке с фикусом – черно-белая размытая фотография и картонка: «Подайте коту на пропитание». Интересуюсь, что за кот. «Там, на лестнице, у администратора спит, килограммов пять-шесть, Барсик». Кидаю в коробку мелочь, прощаюсь и иду к выходу. Серо-белый Барсик действительно дрыхнет на лестнице. В буфете по-прежнему спорят о матче. В кассу стоят новые люди. Мне хочется смеяться и куролесить. Звонок другу – и в номера! Собрать компанию – и в люкс на следующей неделе! Пока я еду домой, внутри продолжает угольком гореть банное тепло.
«По кой черт посмотрела этот ролик?» – думаю я, волоча ноги по улице Ковалихинской. Суббота. По редакционному заданию «Селедки» я иду в Ковалихинские бани – как раз в общее отделение. Номера с компанией – это понятно. А тут? Что делать, если кто-то схватит меня за попу? Как реагировать, чтобы не попасть в полицию? Страшная бомжиха открывает беззубый рот и смеется адским смехом, толпы вшей прыгают с ее головы на меня и весело кувыркаются в мыльной пене.
Малиновое здание бань приближается. Ноги останавливаются у железной двери. Я открываю ее и попадаю в по-домашнему маленький «предбанник». Здесь специфически теплый и влажный воздух. Кресло для вахтера, яблоки на столе, книжка, плед и другие признаки, что жизнь где-то рядом. Никого. «Есть кто живой?» – кричу я. «А как же! – из внутренних помещений выплывает женщина пенсионного возраста. – Вы в общее? Вам не сюда – следующая дверь с улицы». «А в общем отделении не страшно?» – выдаю я. «Ну, как вам сказать?» – женщина делает паузу, и я понимаю: ой, страшно! «Бомжи туда ходят?» В уголках губ у женщины начинает круглиться улыбка. «Вот скажите – у бомжей деньги есть?» – говорит она поставленным голосом психотерапевта. «Нет», – соглашаюсь я. «Так как они могут к нам ходить? Нет там бомжей, там все нормальные, женщины, бабушки. Если хотите без бабушек, вам в люкс, он подороже. Некоторые к нам каждую неделю ходят! Смелее!»
Приободрившись, выхожу на улицу, открываю соседнюю дверь и попадаю на маленький оживленный пятачок. Слева – касса. В окошке выставлены войлочные шапочки, сланцы, одноразовые шампуни и другие банные причиндалы. Направо – буфет. Оттуда доносятся подогретые пивом или чем еще веселые голоса. Супружеская пара берет билеты: один мужской, один женский. Группа парней стоит у кассы и говорит о делах. Мужчин ощутимо больше.
Надеваю бахилы, поднимаюсь на второй этаж. Передо мной плетется древняя бабулька с сумками, загородившими всю дорогу. Внезапно ей навстречу раскрывает объятия кавалер лет на тридцать моложе. «Красавица наша, Светлана Ивановна! Ты к нам? Давай попарю! А это твой кадр?» – кивает он на меня, выглядывающую из-за бабкиного плеча. Бабулька называет кавалера по имени-отчеству и отшучивается. Кажется, здесь все знакомы. «Не обижайтесь, он всегда предлагает попариться, каждые выходные». Люся – завсегдатай, ходит в Ковалихинские бани уже много лет. Вместе с ней мы направляемся в женское общее, вперед до конца по коридору. Люся объясняет мне, что делать: положить вещи в шкафчик, взять тазик и приступать. В отделении – деревянные шкафчики, пол в плиточке – все как в загородном санатории. Простынями тут не заворачиваются: женщины сбрасывают одежду и дефилируют в голом виде. Те, кто отдыхает от мытья и парилки, сидят ню у шкафчиков и листают журналы.
В помывочной – алюминиевые тазики родом из СССР, пол и скамьи в кафеле – можно плескаться во все стороны водой, которую наливают из суровых кранов. Чтобы ставить тазик было удобнее, на раковинах – металлические решетки. Никто не смотрит друг на друга: все заняты собой, все чувствуют себя естественно. Женщины с картин Дейнеки всей компанией обсуждают, куда делась Светка-бармен. Дамы климактерического вида с войлочными шапочками на голове собрались в кружочек и нюхают ароматические масла. Бабушки-шарики мажутся коричневым скрабом и медитируют, подставляя тела воображаемому солнцу, как туземцы.
Намыливаюсь, щедро окатываюсь из тазика и шлепаю по лужам в парилку. Еще один завсегдатай – Лена – активно открывает и закрывает дверь в парную. На вопрос, что она делает, Лена загадочно отвечает: «Поддаю» – и скрывается священнодействовать в одиночестве. Через десять минут дверь открывается – велкам. В парилку гуськом заходят голые женщины с покрытыми головами. Внизу просто жарко, зато, поднявшись по деревянной лестничке вверх, к скамьям, попадаешь в Сахару. От первого вдоха обжигает все, со второго начинаешь ровно дышать, но чувствуешь себя космонавтом: жар проходит через все тело, двигаться тяжело, как в скафандре.
Женщины сидят на скамьях с задумчивыми лицами, веники зажаты в руках. «Девочки, вы ведете себя сегодня неправильно, – укоряет всех Лена. – Заглядываете, двери открываете, любопытствуете». Я тихо краснею – любопытствовала, да… «Ты трав, что ли, каких накидала? Поддала так поддала», – говорит Лене товарка. Мятой и лугом пахнет все сильнее. Еще минута молчания. «Ну что, поехали?» Женщины выходят из застывшего состояния, вскакивают и начинают хлестать вениками себя и подруг. «Давай! Давай! Еще? Еще!» Листья падают, от веников идет одуряющий аромат, голова кружится, и я, красная, разрумяненная, горячая, вываливаюсь из Сахары обратно, на воздух. Ощущение блаженное. Как можно мыться под душем?! Что такое душ? Ванная с пеной? А-ха-ха, не смешите меня. Только парилка, только веник, только хардкор, жар, пробирающий до костей. Сейчас больше всего на свете хочется вылить на себя тазик воды, что я и делаю. Какое блаженство – вода из тазика, которая льется на тебя водопадом, не эти жалкие капли из душа… Я мылюсь еще раз, окатываюсь еще, еще и еще. В парилку – и обратно, туда и обратно… и чтобы так было всегда.…Через час я одеваюсь и чувствую, насколько омерзительна синтетическая одежда. Только хлопок! Я заново родилась и походкой от бедра иду к зеркалу. Под зеркалом в напольной вазе – букет искусственных роз, он кажется на удивление уместным. Рядом – черное кожаное кресло с подлокотниками и горящими огоньками в системном блоке. Объявление сулит тем, кто бросит туда монетки или купюры, чудодейственный древний японский массаж на 20 минут.
Я начинаю улыбаться. Я пью чай с лимоном за 25 рублей, и становится совсем хорошо. Выхожу в коридор и дефилирую мимо мужчин (в конце коридора стоит красавец с татуированными плечами).
Под фикусом, на лавочке, как две сестры, сидят хозяйки общего и люксового отделений. Они хором приветствуют меня: «С легким паром! Вам понравилось? Вы чай пили?» Завязывается разговор, и я выясняю, что в общем чай почти не пьют, а в люксе он идет лучше. «В люксе шкафчики с замочками и столы удобнее, а так никакой разницы. Еще там парилка самая старая, вся деревянная, а в общем стены в кирпичике. У нас баня такая – все чисто, но скромно. И номера дешевые, никакого этого евроремонта, только бассейн. Зато пар отличный! К нам за паром ходят. Приходите еще!»
В кадке с фикусом – черно-белая размытая фотография и картонка: «Подайте коту на пропитание». Интересуюсь, что за кот. «Там, на лестнице, у администратора спит, килограммов пять-шесть, Барсик». Кидаю в коробку мелочь, прощаюсь и иду к выходу. Серо-белый Барсик действительно дрыхнет на лестнице. В буфете по-прежнему спорят о матче. В кассу стоят новые люди. Мне хочется смеяться и куролесить. Звонок другу – и в номера! Собрать компанию – и в люкс на следующей неделе! Пока я еду домой, внутри продолжает угольком гореть банное тепло.
