"«Я регулярно сталкиваюсь с теми, кто раньше занимался бандитизмом»"

90-е – это не только жвачка «Турбо», передачи Сергея Супонева и МММ. Тогда «новые русские» были не полузабытым мемом, а реальностью, рэкет считался почти обычным делом, у каждой семьи был хотя бы один знакомый, которого с опаской называли «бандитом», а в газетных объявлениях можно было запросто наткнуться на поиск работы «с риском». «Селедка» встретилась с генералом Иваном Ивановичем Кладницким, который в то время возглавлял региональное управление по борьбе с организованной преступностью, – его в газетах называли не иначе как «нижегородский Жеглов», – и расспросила о том, как преступники делили территорию, нижегородских бандах того времени, перестрелках и бывших преступниках

Приметы времени
Как это часто бывает в трудные времена, в 90-е стала ярче проявляться преступность: появились бандитские группировки, облагавшие предпринимателей данью, – по сути, это было обычное вымогательство, называемое в простонародье рэкетом. Кто-то отдавал этот «налог» по доброй воле, кто-то пытался проявить несогласие, но таких сразу же подвергали различного рода экзекуциям. Я помню одно из первых дел, связанных с бандами: к одному успешному коммерсанту, который сейчас благополучно живет за границей, пришли такие ребята и говорят, мол, давай делиться. Потребовали от него 200 тысяч – огромные деньги по тем временам, и коммерсант им отказал. Кончилось все тем, что в один из теплых летних дней приезжает к нему такая бандитская группа во главе с человеком в форме сотрудника милиции, старшего лейтенанта, и заталкивает предпринимателя в машину. Привозят его в лес и говорят: раз ты такой жадный, мы тебя приговариваем. Два раза ему над ухом стрельнули, он на все сразу же согласился, а потом прибежал к нам, так и так. В итоге мы этих людей, конечно, поймали, как и сотрудника, который им свою форму дал в аренду, – он хоть и не участвовал, но тоже был осужден. Я считал и до сих пор считаю, что человек, который присягнул служить закону, должен подвергаться более строгой ответственности, а тот человек, наш вчерашний коллега, по сути, нас предал, так что пощады быть не должно.

Красный город
Всякое было: и рэкет, и грабежи, и заказные убийства. Очень много было задействовано специалистов по минно-взрывным делам, которым приходилось не взрывать, а разминировать: видели, наверное, в кино – человек садится в машину, поворачивает ключ зажигания, немного отъезжает, и машина взрывается. Не вспомню, сколько было таких заминированных машин, но достаточно – использовали такие методы расправы. Доходило до применения огнестрельного оружия, когда шли столкновения между группировками, делившими зоны влияния: Автозавод – отдельно, Сормовский – отдельно; следили, чтобы никто не переходил границу. Бывало, что в таких разборках участвовало достаточно много людей. Помню, как-то я беседовал с одним авторитетом с Автозавода, уже после задержания; он участвовал в столкновении на Кузбасской как-то зимой. Я ему говорю: «Коль, ну ладно, пацаны твои, а ты вроде старый жулик, куда полез?» А он мне отвечает: «Иваныч, я думал, там стрелку забили просто перетереть, а те-то приехали со стволами! У нас тоже что-то с собой было, ну и понеслось. Я, – говорит, – толком ничего не видел: как только первая очередь прошуршала – упал за брусья, чувствую только, как надо мной пули снег сшибают». Я ему: «Ну что ты рассказываешь, как будто под Сталинградом воюешь!» В общем, старались пресекать все эти безобразия, и, наверное, получалось. Мне рассказывали, как один авторитет поехал на встречу со своим собратом по бандитскому ремеслу, прибывшему из Ленинграда. Поехал один, сам за рулем, а у того, ленинградского, пять человек рядом стоят. И тот такой: «Где твоя охрана? Где водитель? Ты же вор в законе, тебе по статусу положено! Да-а-а, говорит, ну у вас краснота!» А у них на жаргоне есть такой выражение «красный город», когда в городе управляет обстановкой власть, в данном случае правоохранительные органы, и это считается большим позором для тех группировок, которые пытаются свою тему в том городе продвигать.

Иногда сотрудникам приходилось применять оружие, и это всегда было опасно. Уже после того как я ушел в отставку, на одного коллегу пытались наехать: на Автозаводе был громкий случай, когда ребята задерживали одного преступника, который похитил ребенка. Нашему сотруднику пришлось выстрелить в этого человека через стекло автомобиля и насмерть его уложить. И якобы при этом пуля по касательной задела и пятилетнего ребенка – хотели, не разобравшись, этого сотрудника посадить. Хорошо, что все выяснилось: у парня особо не было выбора – преступник мог ребенка зарезать, и действовать надо было быстро. Такие вещи очень демотивируют, доходило до того, что опера, которые имеют право на постоянное ношение оружия, говорили: а зачем оно нам? Раз мы не можем обороняться, мы его и брать вообще не будем. Ребята не должны необоснованно страдать, они поступают так, как требует ситуация.

Мне от бандитов никогда никаких угроз не поступало. Был только случай по отношению к одному моему подчиненному: какой-то нетрезвый человек в автобусе попытался похитить его маленькую дочку. Это было в Сормовском районе, и нам пришлось провести рабочую встречу с теми, кто этот район держал, и популярно объяснить, что у каждого своя работа: они воруют по мере сил, а мы по мере сил их ловим, все честно, а наших членов семьи это касаться не должно. Это был период чеченских событий, народ был злой, и если вдруг чего – я не был уверен, что смогу своих ребят удержать от необдуманных поступков. Не дай бог, говорю им, что-то случится, не каждый из вас доплывет до середины Волги, если ему к ногам канализационный люк привязать.

Группировки
Такого, чтобы кто-то контролировал исключительно клубы, кто-то – исключительно рынки, не было. Как правило, существовал территориальный признак, и самыми крутыми и дерзкими всегда считались автозаводские ребята. В Канавине – да, в основном держали рынки и занимались вымогательством. Тех, которые шли с нами на контакт, мы могли защитить, но некоторые считали, что лучше отдать какую-то часть денег, чтобы не связываться. Была одна группа, которая пыталась контролировать Горьковский автозавод, но нам вместе с руководством предприятия удалось дать им отпор. У нас был плохой пример по Тольятти: там за полтора-два года больше 60 человек было убито прямо на проходной. Мы регулярно встречались с ГАЗом, обговаривали вопросы, и удалось посадить многих из тех, кто пытался взять предприятие под свой контроль по части сбыта продукции: хотели заниматься «Волгами», самим решать, кому и когда продавать и по каким ценам. Ничего у них из этого не вышло – десятка два человек попали на хороший срок, остальные поняли, что этот объект контролирует государство и лучше заняться другими, легальными делами.

Наиболее опасной из всех была бандгруппа Алахвердиева – большая и жестокая. Эта группа, прибывшая из Средней Азии, занималась вымогательством и грабежом, поставляла в исправительные колонии наркотики и убивала своих жертв совершенно нечеловеческим способом – они отрезали им головы, как баранам. Нужно было иметь очень устойчивую психику, чтобы расследовать это дело, потому что даже для нас это все было жутко, а для обычных людей вообще невообразимо. Занимались мы этой группой, к сожалению, довольно долго: около года проводилась оперативная работа, чтобы все это изучить, а потом еще год велось следствие. По нашим данным, они совершили 14 убийств и больше 20 разбойных нападений. Большинство из участников группы мы взяли в Казани, в итоге было поймано 29 человек.

О мирных жителях
Доверия к правоохранительным органам, и в частности к РУБОП, с каждым годом становилось все больше. Я помню, как у одного художника, который выставлялся на Свердловке, украли 13 картин. Парень был хороший – много рисовал, художественную академию закончил. Пошел сначала к своему участковому, от него там отмахиваются: ну позанимаемся, но, сам понимаешь, не до твоих картин. Пошел в прокуратуру – там обещали взять на контроль. В итоге он ходил-ходил и записался к нам на прием. Рассказывает: я на Звездинке сараюшку снимаю, картины там храню, а утром выставляю – оттуда их и украли. Я ему пытаюсь объяснить, что это не наш профиль, у нас оргпреступность, а он мне: ну, я подумал, что приду в РУБОП, и если уж мне тут не помогут, то больше никуда не пойду. Меня так это задело, что я попросил одного своего сотрудника заняться. Он буквально за два дня узнал, что условные Иванов и Сидоров взломали сарай, стырили картины, да и положили в другое место, потому что как продавать их – не знают. А потом на День милиции к нам этот художник пришел, в знак благодарности картину подарил, мы ее в актовый зал повесили.

«Бывшие»
Я регулярно сталкиваюсь с теми, кто раньше занимался бандитизмом: они до сих пор живы, и многие из них стали уважаемыми состоятельными людьми – мне не хочется называть имена, чтобы не портить их репутацию, но я утверждаю, что многих из них вы можете встретить в городе в солидных местах. Бывало, что иду в шутейном настроении по Свердловке, встречаю одного из «бывших», а он одет в нормальную одежду: рубашка светлая, галстук, а по понятиям нельзя галстук носить, нехорошо. Ну, я с ним весело здороваюсь, пальцы веером делаю, а он мне: Иван Иваныч, кругом люди, ну что ты… То есть человек уже занят серьезным бизнесом и все в своем поведении контролирует, больше не «братан-друган». Я в 90-е им постоянно внушал, особенно тем, кто постарше: ребят, хватит уже бегать, что вам это дает? Украл, выпил, в тюрьму – романтика? Если самому нравится зону топтать – топчи, о детях своих позаботься, как у них жизнь сложится, если про них будут говорить: это дети Иванова-душегуба? Когда жулика получается уговорить и он становится законопослушным гражданином, это даже лучше, чем дать срок.

Также почитать