Галина Филимонова, журналист и руководитель фонда «Дать понять»:

– Кто такие «жертвы политических репрессий»? У нас даже возник спор с коллегой по этому поводу. Он считает, что это только те, кого расстреляли или, по крайней мере, кто сидел. А у меня был случай: я собирала людей, которые хотят установить памятник жертвам политических репрессий в Нижнем Новгороде, и звонила этим людям, чтобы проверить, есть ли они вообще и как относятся к памятнику. Среди них была одна женщина, которая рассказала о том, как забрали ее родителей, а с ней то ли не знали, что делать, то ли забыли ее, то ли родители ее спрятали. Она очнулась в собачьей будке и провела там вместе с собакой три дня и три ночи.

Когда я говорила с ней по телефону, то мне достаточно было сказать ей ключевые слова: «жертвы политических репрессий», — и она начала плакать, вспоминать эту историю и то, что фотографии родителей для нее как икона. Мне кажется, психика ребенка была полностью потревожена: ей до сих пор не так просто на эту тему говорить. Поэтому для меня это тоже жертва. А если говорить о количестве репрессированных, то процитирую историка и правозащитника, одного из основателей общества «Мемориал» Арсения Борисовича Рогинского, который говорил: «Даже если был всего один несправедливо осужденный человек, разве этого мало?!»

В фонде Горьковского обкома партии хранятся письма родственников репрессированных на имя секретаря обкома Ю. М. Кагановича за 1938 год. Сохранилось несколько писем от детей, чьи родители были арестованы. Вот строки одного из них: «Дорогой Юлий Моисеевич! Мы пишем Вам о нашем большом горе. У нас взяли 3 ноября папу, а маму 13 ноября, квартиру и все наше имущество. Нам очень тяжело жить. Просим освободить хотя бы маму. Мы знаем, что Вы очень заботитесь и любите детей. Просим помочь нам, что возможно».

Из доклада Анны Шурыгиной – главного архивиста отдела публикации и использования документов Государственного общественно-политического архива Нижегородской области

Если ваш родственник был политическим заключенным и вы можете документально подтвердить свое родство, то в Центральном архиве Нижегородской области (ул. Студенческая, 15) вы можете запросить и получить информацию о нем: следственные дела, протоколы допросов и многое другое. В рабочие дни здесь открыт отдельный кабинет, в котором можно подать заявку и ознакомиться с делами своих родственников в читальном зале.

Очень велика роль воспоминаний, каких-то личных историй, и сейчас у нас есть те, кто может выступить в этой роли экспертами, – потомки, которые помнят и могут что-то нам рассказать, потому что памятник не может появиться просто так, нужна привязка к месту. И если посмотреть на нынешние монументы и места памяти, то по ним можно сказать, что мыслительный процесс вокруг этой темы еще не закончен. Мы видим очень слабые проявления в художественной форме – кресты и камни, у нас нет точных данных о местах захоронения. Кроме того, люди, которые рефлексируют и имеют критическое мышление, часто сомневаются, что в том или ином месте вообще были захоронения.

Например, мы ходили смотреть дом купца Солина, который находится рядом с Благовещенским монастырем. Экскурсовод, рассказывая нам об этом месте, говорит: «А вот во дворе этого дома расстреливали в 1937 году репрессированных». Было ли это так? На основе каких данных нам это рассказывают? Получается, когда мы не знаем точные места, пока они официально не обозначены, пока не поставлены памятники, тень преступления лежит чуть ли не на каждом доме и каждом дворе.

Марьина Роща (ул. Нартова, 3)

На кладбище Марьина Роща в 1941–1945 годах приводили в исполнение расстрельные приговоры, а также хоронили умерших под следствием: точное число захороненных неизвестно. В 2009 году у входа на кладбище установили мемориал, и ежегодно 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, здесь проводится панихида, к памятнику возлагают цветы. При этом точные места захоронений также не установлены.

Бугровское кладбище (ул. Пушкина, 34А)

В 1918–1938 годах в братских могилах на Бугровском кладбище хоронили расстрелянных и умерших в тюрьмах. Как и в Марьиной Роще, численность похороненных не установлена, как и конкретные участки, – выделить их невозможно, потому что на многих участках происходили повторные захоронения. Памятник жертвам репрессий на окраине Бугровского кладбища появился 5 сентября 1994 года, в день начала «красного террора». Позже, в 2005 году, напротив памятного камня открылась Стена скорби, на которой потомки жертв репрессий могут поместить фотографии и таблички с именами репрессированных родственников.

В этом году на кладбище впервые прошла акция «Возвращение имен»: 29 октября у стены прочитали имена репрессированных из нижегородской Книги памяти.

Крестовоздвиженский монастырь (ул. Окский Съезд, 2Б)

В апреле 1918 года, перед Вербным воскресеньем, в монастырь въехал вооруженный отряд латышских стрелков, который собирался конфисковать монастырское имущество. Игуменья Мария отказалась выдать ключи, собрались монахини и богомольцы, по которым отряд открыл огонь, убив двух паломников.

Через некоторое время монастырь закрыли и на его территории устроили один из первых советских концлагерей, а возможно, и самый первый. Петроградская «Красная газета» от 6 сентября 1918 года сообщала, что в нем содержались представители интеллигенции, арестованные офицеры и священнослужители. В докладе о деятельности всех отделов Нижегородской ГубЧК указано, что к октябрю 1918 года в концлагере находилось до 600 заключенных.

Жандармский овраг (пересечение улиц Малой Покровской и Маслякова)

Засыпанный в 1960-е годы Жандармский овраг был одним из мест расстрелов и захоронений в Нижнем Новгороде. Территорию оврага использовали под жилую застройку, по его части проложили улицу Маслякова, а на сохранившемся участке, на пересечении Малой Покровской и Маслякова, разбили сквер, где в конце 90-х установили деревянный памятный крест с табличкой: «На этом месте в Жандармском овраге были расстреляны и захоронены жертвы красного террора».

Мочальный остров

В различных источниках встречается информация о том, что на Мочальном острове расстреляно и захоронено до пяти тысяч человек, но, по словам историка Ольги Дёгтевой, достоверно известно только о 41 жертве расстрела: 31 августа (по новому стилю) 1918 года на Мочальном острове расстреляли военнослужащих, предпринимателей, чиновников, а также 15 монахов Оранского монастыря, его настоятеля архимандрита Августина и настоятеля церкви Казанской Иконы Божией Матери Николая Орловского. В 2004 году на острове установили поклонный крест, сейчас там ежегодно проходят панихиды.

Почаинский овраг

В период «красного террора», с 1918 по 1922 год, одним из мест расстрелов в Нижнем Новгороде была окраина Почаинского оврага, примыкавшая к зданию Нижегородской ГубЧК. Тела казненных хоронили на месте расстрелов или вывозили на Мочальный остров, но точное число захороненных в Почаинском овраге неизвестно.

Кроме того, в ночь с 6 на 7 ноября 1918 года на окраине Почаинского оврага расстреляли настоятеля Печерского монастыря епископа Лаврентия (Князева), настоятеля кафедрального Спасо-Преображенского собора протоиерея Алексея Порфирьева и предводителя Нижегородского дворянства Алексея Нейдгардта. При аресте Лаврентия обыскали не только архиерейский дом в Печерском монастыре, где жил епископ, но и весь монастырь. Однако ни при обыске, ни при допросе ничего крамольного выявлено не было, и обвинение построили на вырванных из контекста словах «облечемся во вся оружия», опустив слово «Божия». Тела расстрелянных переправили на Мочальный остров и сбросили в Волгу.

30 октября в овраге установили деревянный крест в память о жертвах расстрелов, а у церкви Вознесения Господня на улице Ильинской прошла акция «Молитва памяти»: как и днем ранее на Бугровском кладбище, все желающие могли прочитать несколько имен репрессированных.

Станислав Дмитриевский, историк и правозащитник:

– «Молитва памяти» отличается от «Возвращения имен»: если акция правозащитного общества «Мемориал» имеет более светский и гуманистический характер, то «Молитва памяти» сосредоточена на аспекте христианского поминовения. Хотя, конечно, мы молимся обо всех: о людях разных конфессий, о верующих и об атеистах, потому что этот молох прошел по всем, и смерть всех уравняла. Мы как христиане считаем, что должны молиться за всех усопших, в том числе за тех, кто был палачом, но потом стал жертвой.

Например, Лаврентия (Князева), Алексея Порфирьева и Алексея Нейдгардта в 1918 году расстреляли латышские стрелки, потому что местные солдаты отказались их расстреливать. И те же латышские стрелки легли во рвы Бутовского полигона в 1937–1938 годах. Это трагедия и особенность русской истории: когда мы говорим, например, о трагедии холокоста, то там жертвы и палачи делятся очень четко, а здесь получилось так, что очень многие из активных участников или даже вдохновителей «красного террора» или репрессий конца 20-х и начала 30-х годов пострадали в 1937–1938 годах.

Я как гражданин своей страны не могу не поучаствовать и в пикетах в поддержку современных политзаключенных. Мне очень нравится образ философа Мераба Мамардашвили, он говорил о «гении повторений российской истории». Ведь, к сожалению, наше общество не извлекло урок из трагедии советского времени, и мы сейчас опять имеем политических заключенных – по «московскому делу», делу «Сети» и так называемого «Нового величия». По данным правозащитного центра «Мемориал» в России сейчас почти 200 политзаключенных – это уровень брежневских времен. В начале девяностых, когда бывший День политзаключенного стал Днем памяти жертв политических репрессий, никому в голову не могло прийти, что он снова станет Днем политзаключенного.

Впервые мы поставили крест в Почаинском овраге, если мне не изменяет память, в 1993 году – от имени «Мемориала», Нижегородского общества прав человека и Нижегородской епархии. С тех пор его многократно вандалили – это уже, наверное, пятый установленный крест, а в 2017 году, когда мы его ставили, часть нашей группы задержала полиция. Нас попытались обвинить в установке несогласованного сооружения, но всех очень быстро освободили – по телевизору тогда передали, что Владимир Владимирович Путин объявился вместе с патриархом на открытии Стены скорби в Москве, и они, видимо, решили, что странно так расходиться с линией партии.

В этом же году не было ни одного полицейского – возможно, поняли, что было бы верхом неприличия задерживать в такой день людей, которые молятся о памяти жертв и о нынешних жертвах.

Дом политкаторжан (ул. Большая Печерская, 30)

Дом на Большой Печерской построен в 1930 году для политкаторжан, переживших царскую ссылку, но в 1937–1938 годах подавляющее большинство жителей было репрессировано – по свидетельству очевидцев, под репрессии не попали жители только одной квартиры. В 1993 году на доме установлена мемориальная доска.

Дом с табличкой «Последнего адреса»* (Верхневолжская набережная, 15)

*«Последний адрес» – всероссийская акция по увековечиванию памяти о жертвах политических репрессий. В память о пострадавшем на стене дома, в котором он жил, устанавливается небольшая табличка, посвященная только одному человеку. К осени 2018 года в России было установлено более 800 табличек, из них свыше 400 – в Москве.

Первый (и пока последний) дом с мемориальным знаком «Последнего адреса» находится на Верхневолжской набережной, 15. В декабре 2016 года на стене дома установили табличку с именем Романа Егоровича Вагнера, доцента и заведующего кафедрой органической химии индустриального института, арестованного в июле 1941 года. Его осудили за «шпионаж, антисоветскую пропаганду и агитацию» на 10 лет лагерей, и уже в мае 1942 года, в возрасте 57 лет, он умер в тюремной больнице от скоротечного туберкулеза. Инициатором установки таблички стал Петр Михайлович Долгачев – внук Вагнера, а другие жильцы дома дали на установку свое согласие.

Юрий Баевский, преподаватель НИУ ВШЭ, инициатор акции в Нижнем Новгороде:

– Мы выбрали этот адрес, потому что он оказался самым «рабочим», по нему были доступны все контакты, и мы поняли, что на этом месте сможем быстрее всего поставить табличку. Тогда Нижний Новгород планировала посетить общественный деятель и историк Мариэтта Чудакова, и нам хотелось успеть к ее приезду. В доме остались жильцы, которые помнили семью Вагнеров, и еще там не очень много квартир – это трехподъездная сталинка. В несколько квартир мы не смогли попасть и всего в одной отказались подписывать, а по закону для установки таблички нужно согласие двух третей жителей дома.

Мы готовились и к провокациям – проконсультировались у юристов в Москве и сажали табличку на специальные очень крепкие гвозди, которые можно только срезать, но не оторвать. И саму табличку повесили повыше, но так, чтобы ее было видно.

Всего мы выбрали 15 адресов, по которым можно работать, но с тех пор, с 2016 года, мне не удается собрать группу людей, которые бы продолжили работу по установке табличек «Последнего адреса». Может быть, благодаря этой публикации нам удастся найти волонтеров, но пока «Последний адрес» в Нижнем Новгороде застопорился – не хватает людей и сил.

Острог (пл. Свободы, 2)

В Нижегородском остроге в годы «красного террора» находился филиал первого концлагеря для политзаключенных, а на стене острога (или рядом с ней) уже много лет планируют установить памятник жертвам репрессий.

По словам Галины Филимоновой, главная сложность с установкой памятника в том, что сейчас действует концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. Согласно ей такие памятники нужно устанавливать только на местах массовых захоронений, а найти эти захоронения сложно, потому что информации о них в открытом доступе почти нет. Срок действия концепции закончится в 2019 году.

«Проект и место установки памятника были согласованы правительством области, поэтому перспективы у этого дела, мне кажется, есть, ведь срок действия концепции скоро заканчивается. Сегодня мы, пройдясь по городу, поняли, что у нас таких четко обозначенных мест нет, и если бы правительство сказало, что в том или ином месте находятся массовые захоронения, то его бы увековечили и закрыли тему», – считает Галина Филимонова.